– Чем манит? Да хотя бы тем, что я не хочу быть как ты! Не хочу быть как моя мать, как любая, как каждая женщина в нашем селении! Бессмысленное существование в угоду какому-нибудь ничтожеству… В этом суть? В этом их цель?
– Цель, суть, смысл? Ты говоришь как те, другие… Как те же русские. А на самом деле и цель, и смысл в том, чтобы быть счастливой женщиной, чтобы детей родить, чтобы быть любимой.
– Так, что же ты, Зулейка? Неужто добровольно отказалась от всего того, что сама же сейчас и перечислила? Где твой любящий муж, где твои дети, где?! Где это всё?
Алия торжествующе посмотрела на поникшую прислужницу.
– И вместо того, чтобы быть счастливой, ты сидишь здесь, напротив меня и что? Учишь жизни, которой и сама не знаешь? Быть послушной, покорной… безмолвной куклой! Кто-то одним махом лишил тебя всего того, о чём мечтает женщина.
– Твой разум заполонил гнев, Алия. Это не ты сейчас говоришь. Твоими устами говорит шайтан. Ты пожалеешь об этих словах потом.
– Да когда-нибудь наступит это «потом» или нет? – Всплеснула Алия руками в явной издёвке. – Пять лет уже слышу от тебя эти слова!
– А мне кажется, ты не слышишь. – Грустно улыбнулась Зулейка.
Она легла в постель и отвернулась, оставляя Алию наедине со своими мыслями, претензиями, вопросами. Алия хмурилась и смотрела на спину прислужницы. Она не могла заставить её говорить с собой. Или могла? Она… она имела на это право? И если да, то чем же она лучше всех тех, на кого без зазрения совести тычет пальцем? Кто она такая, чтобы претендовать на чужие мысли, на чужую волю? И именно оттого, что права такого не имела, пришлось вернуться к своей кровати и нервно устроиться сидя на ней.
Отец злился на Алию за то, что своим поведением она выказала неуважение к русским. К тем, кто за неё сражался. На самом же деле отец боялся, что защитники могут в один миг превратиться в завоевателей и вместо того, чтобы дарить жизнь, захотят её отнять. Его жизнь, жизнь Зулейки… Это в их власти. А власть портит людей. Так говорила её мать всякий раз, когда Алия спрашивала, какого это, иметь влияние на чужие судьбы. «От тех, кто имеет власть, надо держаться как можно дальше» – неизменно добавляла мама, грустно улыбаясь. Алия готова была с матерью поспорить, но не имела на то права, не имела опыта.
Но этого боялся отец. Алия же не боялась ничего и никого. Ей так казалось. Она хотела верить в это. А ещё хотела быть счастливой. Разве это так много? Разве она не имеет на это права? И путь к собственному счастью только этим утром виделся ясным и чётким. Что могло измениться всего за несколько часов? Разве что-то измениться могло? «Нет, не могло» – чётко и предельно ясно Алия дала ответ. Вот только глупое сердце протестующе застучало. Девушка горько усмехнулась… Пожалуй, именно так же стучало сердце её матери, когда та сделала самую большую ошибку в своей жизни. Али закрыла ладонями лицо и предельно решительно качнула головой.
– Осталось совсем немного, совсем чуть-чуть. – Прошептала в ночной тишине и вздрогнула, заметив, как пошевелилась Зулейка. – Скажи, – обратилась к прислужнице севшим голосом, – ведь он придёт, как обещал?
Ответа не последовало и Алия нервно прикусила губу. Спать расхотелось. Злость распирала изнутри. И мысли об этом русском всё никак не желали оставлять её. Они извивались, словно змеи, путались в плотный клубок и угрожающе шипели. А опасны были тем, что избавляться от них не хотелось. Не успев толком сформироваться, они расползались, точно патока, и лишали воли, разума, всего того, чем Алия так дорожила. Лишали её свободы. Раз и навсегда. На-всег-да!
И вот сейчас тот, что лишил покоя, стоял во дворе её дома. Он и ещё один рядом с ним. Русский с безразличным видом слушал всё то, что глава говорит её отцу. Он словно знал все эти мудрёные слова наизусть. А, может, ему было просто плевать на то, что прозвучит, что будет сказано. Главное – смысл, который был ему известен. Впрочем, как и исход беседы. Русский, как и мысли о нём, был похож на огромную змею. Выжидал, когда же выдадут положенное и можно будет утолить своё любопытство, свой голод, свой интерес. Русский улыбался. Ему было забавно участвовать в подобных обрядах. Не иначе как забава его сюда и привела.
Совсем скоро они вошли в дом. Теперь видеть их Алия не могла, а приглушённые голоса, словно эхом доносившиеся сквозь стены, ничего передать не могли.
Зулейка вошла в кухню с потемневшим лицом, со сцепленными до судороги зубами. На Алию бросила короткий ненавистный взгляд, но от проклятий воздержалась.