Взяв скальпель, он осторожно начал срезать с рыжей одежду, явно наслаждаясь этим процессом. Зрелище завораживало, а между моих ног снова напряглось. Да, блин! Зато я теперь лучше понимаю, почему мужчины так себя ведут. Нет, мне это не нравилось, но инстинкты сработали все равно.
— Хороша, да? — заметив мою реакцию, расплылся в улыбке очкарик, — Я смотрю, тебе полегчало?
Он отложил скальпель и подошел ко мне, осмотрел мои ноги и удовлетворенно кивнул. Снова достал ту банку! Я дернулся, и зашипел, а эта сволочь, тоненько хихикая, намазала мои ноги еще раз. От боли из глаз покатились слезы, я закусил губу и уставился в потолок.
— Во, во, — очкарик довольно хрюкнул, — делом займись. А то подглядывают тут всякие.
Я повернул голову, и зашипел:
— Что ты собрался с ней делать?
— Интересно? — Рамус снова повернулся ко мне и покачал головой, — Ишь какой любопытный.
Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, а потом он пожал плечами:
— А почему бы и нет? — скальпель снова заблестел в его руках, — Осмотрю везде, пощупаю. А то вдруг она больная, а у босса по этому поводу пунктик. Он, знаешь ли, любит непроторенные пути, — очкарик гнусно хохотнул.
— А если там уже ходили? — во второй раз было вроде легче, или я уже привык, но говорить я мог.
— Значит, ей повезло, — пожал плечами Рамус.
— Повезло? — непроизвольно удивился я.
— Ага, — кивнул очкарик, — её тогда просто продадут с аукциона.
— И когда аукцион?
— Вот ты любопытный, — фыркнул мелкий, и зашарил рукой у девушки между ног, — сразу после финала боев на арене. Если выживешь, увидишь из первого ряда, — он хохотнул, а затем сразу скривился, вытаскивая и отряхивая руку.
— Босс расстроится, — печально протянул он, — а знаешь, что бывает, когда он расстраивается?
Я пожал плечами, и Рамус добавил.
— Убивает! Тех, кто его расстроил. Так, что вставай.
— Да я бы с радостью, — я помахал перед ним привязанными руками, — но вот не могу, так привязался к этому столу….
Очкарик поморщился, и подошел ко мне.
— Слушай, эльф! Я тебя отвяжу, но надену особый браслетик, — он многозначительно поглядел на ширинку, — Мы пойдем искать ей замену. И даже не вздумай бежать.
— Мы? — удивился я, — А я-то тебе зачем?
— Затем, что я, в отличие от тебя лицом не вышел, — очкарик бесцеремонно схватился руками за мое достоинство, и нацепил железное кольцо, да еще и скотина такая, больно прищемив кожу.
— Зачем же так?! — зашипел я, — А как же доверие и мужская солидарность?
Он отвязал меня от стола, и грозно зыркнул:
— Сказочник. Одевайся, на охоту идем.
— А почему туда, а не на горло? — забеспокоился я, ощупывая больное место, — А если у меня встанет? — я посмотрел на него укоряюще. Вот что за больная фантазия у этого очкарика?
— Какой ты нудный, — поморщился он, — Потому что сразу видно быть не должно, а насчет второго, — она задумался и взял со стола шприц, — Вот. До вечера как раз должно хватить.
Риз.
Здание местной городской стражи очень выделялось. Я бы даже сказал, не просто здание, а почти дворец. Да и атмосфера тут была абсолютно иной, чем в городе. Какой-то злой и праздной одновременно.
Я прошел по длинной парадной лестнице, а потом еще и через торжественную залу. У меня в замке и то меньше, даже у короля…. Хотя нет, у короля больше, ну да все равно слишком, для гарнизона всего лишь небольшого города.
Доспехи блестят, на лицах сытые и довольные улыбки. Я хмурился все сильнее, если так у всех охранников, то вычищать придется полностью, вряд ли кто-то решит сменить сторону. А где я возьму на замену столько надежных солдат? Но свернув в боковой коридор, я с облегчением отметил, что нет, так не у всех. На самой дальней двери в коридоре, было написано: «Специалист по заказам и жалобам». Интересно. Я толкнул дверь и вошел внутрь.
Толстый интендант поднял на меня поросячьи глазки:
— А, еще один? Проходи, присаживайся.
Он указал на стул, с обратной стороны своего стола. Я осторожно присел, не отрывая от него взгляда, и достав объявление, выложил на его стол. Толстяк закивал.
— Вижу, вижу. Но! — он поднял перст к небу, — Достоин ли ты нашей великой арены?
— Я бы сказал по-другому, — откинувшись на спинку, я взгромоздил свои сапоги на стол, — достойна ли арена меня?
— Угу, — крякнул он, и попытался скинуть мои сапоги на пол, вот только сам он особой силой не отличался, — Говорить все могут. Но мы тут словам не верим!