— Тебе, доченька, не понять, я от земельки удовольствие получаю.
Приехала как-то в очередной раз Людмила к ней, а та снова на даче. Звонит:
— Мам, ты где?
— Да тут я, грядки полю.
— Полешь?! А ты что оставила включенным?!
— Я занавески состирнула для дачи и погладила…
— Квартира выгорела! — закричала Люда в трубку. Гнетущая тишина повисла на том конце провода.
— Ма-а-ам, ма-а-ам, я пошутила. Ма-а-ам!
Но мать её уже не слышала.
Такси приехало быстро, быстро доехали и до дачного домика. Бездыханное тело Алевтины лежало между грядок, рядом валялся телефон. Приехавшие врачи констатировали обширный инфаркт. Что испытала на тот момент Людмила, я описывать не буду. С этой страшной болью она живёт и по сей день.
В Сбербанке я заплатила за свет, воду и квартиру. История, рассказанная Людмилой, меня сильно расстроила, даже не радовал тёплый апрельский день. «Как же ей с этим жить?» — теперь уже размышляла я.
Светкина свекровь
Светка давно замужем за Семёном, как вышла, так и живёт. По любви, не по любви?.. Да откуда мне знать. Наверное, по любви, раз столько живёт, а вообще, кто её знает… Теперь уже и неважно. Рассказывала она мне, ещё в девках была и видела, как её Семён мучился, когда родители пьяные были и дрались. Сильно мучился, стыдно было за них и обидно. Один он в семье, у его сверстников куда лучше родители. Ну, как говорится, в каждой избушке свои погремушки. У кого-то отец только пьющий был, а у кого-то и гулящий. А что? Мужики, они любят чужих женщин, не все, конечно, кто-то до тризны верен своей остается, но таких мало.
Вот и в Сёмкиной семье вроде и отец непьющий, так, с устатку от работы. А на работе трудоголик. Сёмка в отца, от работы не бежит. И мать Семёна — труженица ещё та. Даже успела в юности на кирпичном заводе с год поработать. Одно время почту носила, затем прачкой в детском саду работала, в магазине продавцом, потом и главным кассиром. Однако в ней было одно но — к спиртному любила пригубиться, мужу это не нравилось, потихоньку погуливать стал с её же подругами. Были моменты… Однажды ушёл и с неделю у одной «подружки» жил. Больно было Сёмкиной матери, кстати, её Верой Павловной зовут. И имя сильное, да и сама она не из слабых — при схватке с мужем дралась о-го-го, но опять же по пьяной лавочке. Впрочем, и трезвая могла его обматерить на чём свет стоит. Ну вот такая она: на всё хватка — не нужна прихватка. Светке тоже доставалось, скорее всего, свекровь на ней отыгрывалась. Как-то за волосы оттаскала, это когда Светка посмела ей огрызнуться. С тех пор Светка язык на замок, да и толку-то связываться со Светкиным-то характером.
Много ещё таких «драчливых» случаев было. Вспоминает Светлана: начало восьмидесятых было, тяжёлое время. Как-то ей в больнице, а она лежала на сохранении, сказали: «У вас кровь плохая, гемоглобин очень низкий… — и ещё что-то там, не запомнила, — …моркови хотя бы больше ешьте, яблок…»
— Куда там, — говорит она мне, — я одну морковку съела, только за вторую взялась, а свекровь: «Ты что морковку жрёшь, я её на борщ купила».
— Как, — удивляюсь я, — прям так и сказала?
— Ага, так и сказала. Упрекнула. Я даже и доесть не смогла, чуть не стошнило. У меня тогда сильный токсикоз был, я ведь на восьмом месяце Надюшкой беременная была.
— А ещё помню, конец августа, лежу в очередной раз на сохранении, Сёмик в больницу прибежал ко мне. Притащил такой большой кусок арбуза, — Света развела руки, показывая размер арбузного куска, — я ем, а у него глаза сияют от радости, но шепчет: «К тебе сегодня мать придёт попроведывать, ты только не говори, что я тебе арбуз покупал». Вот так-то. Я, конечно, ей ничего не сказала, но вывод сделала свой. Сделала вывод и тогда, когда Сёма мне серьги золотые на день рождения купил и тоже сказал: «Носи, чтобы мать не видела». Вот как их надо было носить? Сильно хотелось серьги надеть, золотые же, у меня таких сроду не было. Надела. Сама не рада была. Увидела же она, хотя я волосами прикрывала, они длинные тогда были.
Тут Света дотронулась до своих сухоньких волосинок, но на них не зациклилась:
— Ох и заворчала она на нас, и Сёмке досталось, упрекнула: «Лучше бы диван себе купили, на моём спите, а ты серьги ей».
Вот, видишь, серебряные ношу, а к тем душа не лежит. Так, лежат в коробочке, всё-таки память — Сёмик купил. Но с тех пор больше никаких подарков мне и не делал. Наверное, отбила она ему желание подарки-то делать. Да и ладно. Так прожила.
— А помнишь, раньше молоко на разлив продавали, в бочках привозили.
— Помню, помню, — мелькнули в памяти те годы.
— Так вот, попросила она меня сходить купить, трёхлитровую банку дала. Я и пошла, а дорогой бабушку встретила. Она в этом же доме жила, только на первом этаже, а мы на девятом. И попросила она меня молока купить, и тоже трёхлитровую банку дала. А мне разве трудно? Купила и ей. Отдала сразу. Захожу домой, а свекровь: «Почему так долго, очередь что ли?» Нет, говорю, просто бабе Нине ещё молочка купила. И представляешь, она вырвала у меня банку с молоком. Руки трясутся, а про её физиономию и говорить нечего. Столько злобы… Молоко в раковину вылила, а банку сходу в форточку запулила. Я опешила, смотрю, понять ничего не могу, а она орёт диким голосом: «Это не наша банка!» Да так заорала, я думала — не разродиться бы мне здесь. А у самой мысли: «Не убила ли кого внизу, ведь банка стеклянная летела с девятого этажа». Но банка точно была наша, не могла я перепутать. Не могла.
— О боже, да как она так посмела? — снова не выдержала я, перебив Светлану.
— У-у-у, посмела, многое ещё чего посмела. Если я тебе порассказываю все подробности, на книгу потянет, не только на рассказ.
— Это точно, — улыбаюсь.
— Иногда мы с Сёмкой в пельменную ходили, там, возле кинотеатра имени Горького, пельмени купим и поедим. А порой я к сестре забегала, она рядом жила, дом напротив. Та меня старалась накормить. Хотя бедно жила сестрёнка, да и семья у неё. Хорошая семья — есть чему позавидовать. Всегда покой, уют и никаких матов. Никогда. Знала сестра, что я драники люблю, приготовит быстренько, я с такой радостью поем, а прихожу домой, ну к свекрови, мы же у них с год жили, это после в посёлок переехали, Семёну там квартиру дали от организации. Пожалели нас, вот и дали. Так когда я от сестры приходила, свекровь обнюхивала меня и так ехидно: «Кх, — протягивала она со злобной насмешкой, — опять в двадцать седьмой квартире была, драниками воняешь». Громко, ехидно смеялась. А мне больно было и за сестру, и за всё… — глубоко вздохнула Светлана.
— Зачем ты за него вообще замуж вышла? Ты его хоть любила?
— Любила, — улыбнулась, — раз вышла.
И тут же добавила:
— Любила да разлюбила…
— А Наденьку-то она вашу любит? — не вытерпела я, не дождавшись продолжения о любви, хотя чувствовала, что Светка хочет выговориться.
— Сейчас да, а тогда… — Светка прищурила глаза, — а знаешь, мне кажется, она и Сёмку-то не любила, не видел он материнской ласки. Не видел, — утвердительно добавила, — он её за всю жизнь, сколько я с ним живу, ни разу мамой не назвал. Просто обращается без имени, и всё. А я на «вы» зову. Нет, поначалу пыталась мамой назвать, но как однажды за волосы оттаскала, — Света вздёрнула плечами, — какая же она мне мама? Просто на «вы», и всё. Так вот, а когда мы ей сказали, что я беременная, а она мне сразу в лоб:
— И что, рожать задумала, что ли? Сейчас вон возможность есть, побежала и выскреблась. Делай, пока не поздно. Что смотришь? Аборт делай!
— Как? Какой аборт, а вы почему не сделали? — вырвалось у меня в порыве. Даже от своего вопроса неловко себя почувствовала. Ведь боялась я её уже тогда, а тут такое спросила…
— Да я хотела, отец не разрешил, — сказала, как отрезала.
— Вот с того момента я и поняла, в какую семью угодила. А куца деваться, терпела… Вот как такое забудешь, Надюшке месяц с небольшим, а Сёмины родители решили смотрины сделать, знакомых своих назвали, мне разрешили подруг пригласить с работы, Сёминых, правда, друзей не было. А почему — тоже не помню. Но помню, что с моей работы подарили семьдесят рублей, много по тем временам. Мы на эти деньги коляску Наденьке купили, игрушек разных, ну и так, по мелочам. Так вот, начались смотрины за здравие, приятно было нам с Сёмкой поздравления принимать, все Наденькой любовались, а я язык прикусывала, не сглазили бы. Удивлялась, как свекровь вежливо себя ведёт, со мной обходительна, вот её-то я и сглазила.