— Я остаюсь.
Он не удивился, только чуть дрогнуло лицо. «Не уговаривай», — Лера еле заметно шевельнула губами, и Талем в знак согласия опустил ресницы. Девочка качнулась, уперлась лбом в его плечо: «Интересно, а он хотел бы меня уговорить?» Она точно знала, что не задаст этот вопрос, нельзя загонять человека в угол.
Плечо чуть шевельнулось, словно Талем собрался поднять руку, но передумал. Лера откачнулась сама, глянула на него с вопросом.
— Помнишь, я говорил, что у нас между помолвкой и свадьбой может пройти несколько лет? И что это лучший выход для девушки?
Лера еле заметно кивнула.
— Так вот, если решение останется в силе, хотя ведаю так, что лучше бы переменить его, то я предлагаю тебе стать моей невестой.
Летящая паутинка блеснула на солнце, опустилась на Лерины волосы. Тонкая серебристая нитка повисла на виске. Видимая слегка размыто, она казалось краем полотна. Девочка рассмеялась от такого совпадения, дунула, сгоняя обманщицу.
— Договорились, — весело согласилась она. — Но с одним условием. Ой, даже с двумя!
— Аж с двумя! — Талем в притворном ужасе схватился за медальон.
— Первое: мы не притворяемся ни перед людьми, ни друг перед другом. Помолвка — это помолвка, наши отношения — это наши отношения. Если кто будет удивляться — ну их к лешему.
— Согласен.
Лера успела заметить в глазах ведуна некоторое облегчение и удовлетворенно фыркнула. Можно ведь и не притворяться… Улыбка стала еще ярче, но девочка тут же погасила ее, сказала строго:
— Как только дайарена вернет тебе любовь… Нет, Талем, не «наверное», а именно — «как только»! Мы тут же разрываем нашу помолвку.
Ведун отозвался так же серьезно:
— А может, я буду счастлив, что она состоялась.
— Может быть. Но никто ведь не помешает сделать мне предложение снова? А эта — будет разорвана в ту же минуту. Я не хочу связывать тебя словом.
— Хорошо, я обещаю.
«Только не целуй мне руку, пожалуйста!» — с отчаянием подумала Лера. Талем притянул ее к себе, прижал. Его подбородок лег девочке на макушку, руки скользнули по тяжелой косе. Лера почувствовала, как медальон уперся ей в грудь, но не шелохнулась. Стоять бы так и стоять…
— Скажи, ты мог бы уговорить Машу остаться?
— Да.
— Тогда почему… Я верю дриду, что так можно отсрочить.
— И сделать несчастной Машу?
— Откуда ты знаешь? Может, наоборот, она дома будет несчастлива? А вдруг ее судьба — Рик? Ведь бывает так?
— Бывает. Но это должен быть ее выбор.
Лера потерлась щекой о тонкую ткань рубашки:
— Иди. Я же понимаю — тебе нужно к Рику.
Ведун с благодарностью коснулся макушки губами — Лера почувствовала его теплое дыхание, — и разжал руки.
Да и ей нужно остаться одной — свыкнуться с мыслью, что никогда не вернется домой.
Талем нашел Рика дальше по берегу, там, где деревья росли у самой воды. Княжич стоял, прислонившись плечом к березе, и задумчиво ронял из ладони в прибой мелкие камушки. Волны плескались у самых ног, норовя облизнуть сапоги.
— Ну что ты, Кир? — мягко спросил Талем, останавливаясь рядом.
— Я не хочу, чтобы они уходили, — сипло отозвался тот. — Мир погибнет…
— Не так уж сразу и погибнет, что-нибудь придумаем.
Рик бросил на учителя быстрый взгляд: тот же прекрасно понимает, о чем речь.
— Я просто не хочу, чтобы они уходили, не хочу! — княжич отвернулся, уронил руку на ствол березы, уткнулся лицом в сгиб локтя.
Талем испуганно качнулся к мальчику: он знал, что Рик может заплакать, слышал же ночью в шатре, когда княжичу стала известна правда о смерти мамы. Но тогда это были взрослые слезы, и мужчина не удержался бы от них. А сейчас Рик плакал по-детски, громко всхлипывая и вздрагивая всем телом. Ведун остановился в нерешительности: такие слезы хлынут только сильнее, если начать успокаивать. Можно было сказать: «Лера остается», — но вряд ли бы это сильно утешило мальчика.
Рик повернулся, глянул на ведуна покрасневшими глазами:
— Мы же больше никогда не увидимся.
Талем чуть вздрогнул: в доме, за запертой дверью, тоже кто-то плакал…
Маша вытерла слезы рукавом:
— Сима, ну что мне делать, если я хочу домой? Я к маме хочу, домой! Я не хочу тут оставаться!
— Значит, не останешься, — в который раз кротко повторила Сима. Сказала почти машинально, взвешивая для себя: а имеет ли она право уйти?
— А мир? Орон сказал…
— Машенька, ну не знаю я, — Сима устало потерла лоб. — Это тебе самой решать.
Слезы снова покатились по Машиным щекам. Сима чуть вздохнула: на самом деле Машка наверняка все для себя решила, и сейчас просто хочет найти оправдание. Но кто бы оправдал саму Симу…
Славка стянул куртку и встал перед зеркалом. Да уж, на нормального восьмиклассника он смахивает мало. Выгоревшие волосы неровно обрезаны кинжалом, кожа на лице обветренная и жесткая. А мускулы он накачал. Не так, как у парней, целыми днями торчащих в «качалке», но, думается, с ними бы он справился. Вот, правда, демонстрировать мускулатуру на пляже не захотелось бы. Клеймо на руке пустяк по сравнению с длинным шрамом на плече, еще одним от локтя к запястью, двумя на ребрах, одним чуть ниже ключицы, уж не говоря о следе залеченного ожога. Ласк с приятелями на тренировках, Волки, люди бэра Антана, — кто только не оставил свою метку. Ведун тоже — Славка глянул на ладонь правой руки. Да уж, хорошо, что он тогда был без сознания!
«Избушка-избушка, встань к лесу передом», — пробормотал он невесть откуда взявшуюся сказочную присказку и повернулся к зеркалу спиной, выворотив голову. Постарался палач: следы от кнута и ножей так и не сошли.
Влада тогда, у Ласка, все-таки пожалели, точнее, хозяйское добро поберегли — били не в кровь, а до багровых вспухающих полос — меток не осталось. А вот Алешке тоже шрамы носить. И Косте… Славка вспомнил, как Талем растирал тому грудь и спину вонючим настоем. Вот уж не думал, что скрипач пойдет на такое из принципа и сумеет настоять на своем.
Славка шагнул ближе к зеркалу, почти уперся в холодную поверхность носом. Хорошо еще, от кольца Михана следов не осталось. Не для себя хорошо — для девчонок. Им-то каково было бы такими возвращаться.
Хлопнула дверь — Алешка. Славка неторопливо подхватил куртку, натянул.
— Я вот чего думаю, — друг оседлал стул, уперся кулаками в спинку: — А что мы скажем дома? Где нас черти больше полугода носили? Если правду — поедем всей компанией в психушку.
— Да ерунда! Скажете, мол, чеченцы захватили. И все дела.
«Дурак!» — у Славки холодом обдало щеки. Проговорился! И быстро, чтобы не заострять внимание на выскочившем слове, заговорил:
— Ну бред, конечно, зато ничего объяснять не надо. Куда везли — не видел, куда привезли — не знаю. Не нужно придумывать, откуда такие рожи поцарапанные. А что? Вон, по телеку послушаешь, бывает так. Главное, дурочку гнать. И одежда сойдет. Рубахи да рубахи.
— Что значит — «скажете»? — перебил Алешка, медленно произнеся последнее слово.
Славка вздохнул. Скрывать — да, но обманывать не хотелось.
— Я остаюсь. Понимаешь, и уйти не могу — получается, Рика бросаю. И дома… Лешка, ну как я буду дома, сам посуди? — Славка передернул плечами, но вспомнил не шрамы, а видение в Колодце. — Вот и получается, что я — остаюсь.
Алешка положил подбородок на кулаки, уставился в угол комнаты.
Славка помялся, но все-таки решил договорить:
— Знаешь, я же Антона убил. Да, я сам убил! Ножом. Я убил своего, понимаешь? Думал, без проводника Волки не догонят. А тут меня как раз отжимать стали по тропинке. Ну, я понимал, что меня сейчас прикончат. Недолго продержался, — Славка чуть не усмехнулся. — Мне просто в начале повезло. Вот, а Антон как раз близко был. Я подумал: он же проведет. И вас всех положат. Ну, ножом и… Знаешь, так точно попал, — усмешка с его лица не сходила, но стала страшной, губы затвердели. — Он сразу умер. Мне кажется, даже и не понял толком, что произошло. Вот. Получается, если бы только ранил, Орон бы его спас. Представляю, как бы мы тут… Я не знаю, как это связано. Но если бы я его не убил, я бы еще как-то подумал, чтобы вернуться. А сейчас — не могу. Так что… Когда в Гильдии раба, Риктора, убил, так крышу сорвало, а сейчас… Антона жалко, но знаешь, как-то так, словно он под обвал попал. Ну, что это не я, а как бы стихия. Просто не повезло парню. А потом как по голове даст, и сразу Колодец вспоминаю. Как я там с мечом стоял. И такое… хоть беги черт знает куда, хоть на стенку лезь. Зубы стисну, чтобы не орать. А чего орать, на кого орать…