Под внимательным взглядом Дмитрия Сергеевича и не менее внимательным продавщиц, которые хотели угодить состоятельному покупателю, выбирать белье оказалось не так-то и легко. Щеки пылали, по телу разбегались тысячи мурашек, а вешалки то и дело чуть ли не выскальзывали из вмиг вспотевших пальцев. В итоге я взяла комплекты, почти не глядя на фасон и ткань, уделив внимание лишь размеру. К черту. Быстрее бы выбраться из магазина и перестать испытывать этот дикий стыд перед работницами бутика. К счастью, других покупателей, кроме нас, не было.
— Все, я закончила, — заявила я Дмитрию Сергеевичу, неуверенно переступая с ноги на ногу.
— А примерить? — насмешливо спросил мужчина и, забрав у меня все вешалки, уточнил у девушки- консультанта: — Диана, а где здесь примерочная?
— Я провожу вас, — с профессиональной улыбкой на губах предложила девушка.
— Будьте любезны, — кивнул босс и уже мне: — Идем.
И я пошла. Очень глупо устраивать сцену перед столькими людьми.
Кабинки действительно были с повышенным, мать его, комфортом. Даже диванчик присутствовал, на котором босс сразу же расположил выбранное мною белье.
— Спасибо за помощь, а дальше я, пожалуй, и сама справлюсь...
— Я, как истинный джентльмен, несомненно должен помочь даме раздеться, — с усмешкой заявил Дмитрий Сергеевич и даже шагнул в мою сторону, вынуждая меня отступить.
— Может, вы поможете мне потом одеться? А сейчас... — я сделала еще один шаг назад и спиной уперлась в зеркальную стенку.
— Я всегда успею тебя одеть, мышонок, а сейчас ты нужна мне раздетой, — явно издеваясь надо мной, сообщил Воскресенский.
Его пальцы скользнули по талии, несильно сжали, а затем мужчина медленно развернул меня лицом к зеркальной поверхности. Бережно, как-то даже нежно, отчего у меня сердце начало биться чаще и все слова, которые я крутила в голове, остались невысказанными.
— Знаешь, какая ты красивая? — его сильные ладони с грубоватой, чуть шершавой кожей, касаются моих рук, скользят по ним, вызывая во мне сладкую дрожь. — У тебя такая нежная кожа, мышка, — я чувствую его губы на открытом участке шеи. — Знаешь, что я хочу с тобой сделать?
Воскресенский обхватывает мои запястья и устраивает их на зеркале, вынуждая меня опираться на ее поверхность. И я послушно прислоняюсь к зеркальной стенке примерочной, потому что иначе потеряю равновесие - ноги ослабли и не держат.
Нет, не хочу. Я хочу вырваться из капкана его объятий, отойти, убежать, но... Не могу. Тело, разгоряченное, чувствительное, не подчиняется мне.
— Хочу вот так прижаться к твоей белой коже, — снова поцелуй в шею, от которого меня будто бы прошибает током. — Она на вкус как мед. Пробовала горный мед? Он сладкий, но с заметной горчинкой. Как и ты.
Я и чувствую, и вижу через зеркало, как одна его рука приподнимает ткань платья, открывая мои ноги. С моих губ нечаянно вырывается стон. Тихий, но он услышал:
— Горячая девочка, — босс посмеивается. — Хочу еще раздвинуть твои ножки, вот так, — он попытался совершить сказанное, но я сжала колени, не давая ему втиснуться между ними. — Теперь плохая девочка. Ну же, Вика, расслабься.
Я не знаю, что действует на меня - мое имя, произнесенное им впервые, или же его поглаживания и бархатный шепот в ушко, но я снова подчинилась.
— Смотри на себя, мышка, — приказал Дмитрий Сергеевич, поглаживая мои бедра, поднимаясь к трусикам и оставляя за собой пылающий след.
Я смотрела. На себя - растрепанную, в задранном платье, на Воскресенского - одетого с иголочки, красивого, стоящего позади меня. Смотрела, не в силах завершить творящееся безобразие.
— А теперь я наконец-то сниму с тебя это гребанное платье, — скорее рычит, чем говорит мужчина, расстегивая молнию. Платье сразу же скользнуло по телу вниз и осталось лежать на полу мягкой лужицей шелка. Я теперь лишь в нижнем белье.
Выдыхаю обжигающий воздух. Слишком горячо. Я уже горю.
— Нас могут услышать... — шепчу, когда снова чувствую его пальцы на теперь обнаженных бедрах.
— Могут, но ты же будешь тихой девочкой? — он предвкушающе улыбнулся.
И он... Я резко выдыхаю, чтобы сдержать стон, когда Воскресенский мягко сжимает чувствительный бугорок, чтобы потом нежно погладить разгоряченную его же прикосновениями кожу.
— Правильно, мышка, молчи, — раздается его бархатный, с хрипотцой голос. — Ты же не хочешь, чтобы продавщицы узнали, чем здесь занимается их покупательница?