– Страшно, да? Думал, что никогда такого не почувствуешь…
Леха не успевает договорить, за кустарниками и забором шум, невнятные выкрики, щелчки. Охрана напрягается, во внутреннем дворике ее становится больше, все переглядываются, Леха нервничает еще больше.
А я все продолжаю смотреть на Алексея, в его дикие, стеклянные глаза, настолько дикие, что он реально высверлит.
Нет, мне не страшно.
Уже не страшно.
Где-то вдалеке слышны выстрелы, лай собак, лязг желез. Шамиль достает оружие, дергается в сторону, к дальнему выходу. Я делаю два больших шага, слишком резко, звучит громкий хлопок, грудь обжигает.
– Всем лечь на землю, руки за голову. На землю я сказал.
Начинается суета, слишком много народа, снова хлопок, еще один, до меня лишь через несколько секунд доходит, что это выстрелы. Женский визг, мне трудно стоять, перед глазами все плывет.
Прижимаю руку к груди, больно именно там, а еще очень горячо, словно делают клеймо раскаленным железом. Ладонь в чем-то красном.
Кровь? Моя кровь?
Как странно, в груди горячо, а везде холодно, падаю на колени, совсем не чувствую ног. Заваливаюсь на бок, кто-то трясет меня за плечо, а я вижу как боец в маске и черном бронежилете, скрутив Леху, кидает того на дорожку, прижав шею тяжелым армейским ботинком.
Не хочу на это смотреть, прикрываю глаза.
Вижу лишь Регину, ее растерянный взгляд зеленых глаз, слезы, то, как она кусает губы, а вокруг рассыпаны яблоки. Я пропал в один момент, именно тогда, семь лет назад, в старом дворе, под белым, кружащимся в воздухе тополиным пухом.
Заглянул в ее глаза, вдохнув ее запах.
Моя девочка. Моя царица Регина.
Умирать оказывается не так страшно, если есть ради кого.
Все правильно, это и есть – цена моей любви.
39
Начало ноября, с моря дует холодный ветер, он оседает солью на губах, кутаюсь в куртку, собирая непослушные волосы, надеваю капюшон. Костик бегает по опустевшему от шезлонгов и зонтиков и туристов пляжу, запускает бумажного змея.
Он ярким хвостом трепещется на фоне голубого неба, а я вновь плачу. Слезы стекают по щекам, даже не стираю их, ветер высушит.
Мы приехали с сыном на выходные к друзьям, почти за триста километров от Флоренции, к Адриатическому морю. У Маттео здесь большая квартира, он обещал показать кучу интересных мест, вывести меня из хандры и отвлечь от постоянных мыслей. А мне, оказывается, и так хорошо, я не хочу веселья.
Но они вместе с мамой и отцом словно сговорились и настаивали на поездке.
– Мама, смотри, как красиво! Он летит…летит.
Да, милый, он летит.
Поднимаю глаза в небо, воздушный змей с огненными крыльями красиво парит на месте. Феникс, возрождающийся из пепла, папа привез его из России для внука два месяца назад.
А Матвея нет уже четыре месяца, раньше я считала дни, но потом перестала.
Он так и не вернулся, хотя обещал.
Ровно двое суток я металась по квартире из одного угла в другой, как затравленный и напуганный зверек, только сын удерживал, чтобы не кинуться искать Жарова.
Сердце разрывалось, плакала, глотая слезы, вспоминала все сказанные слова. Каждый жест, улыбку, взгляд. А теперь еще больше не могу смотреть спокойно на сына, потому что он все сильнее становится похож на своего отца.
Тогда семь лет назад, я была обижена, проклинала, ненавидела, но все никак не могла вырвать Матвея из сердца и памяти.
Любила, всегда любила этого мужчину, своего первого мужчину. Злилась, не могла быть мягкой, ведь он предал, бросил. Но все равно любила.
Через двое суток охранник, который не отвечал ни на один вопрос и тенью жил около нас, передал бумаги. Толстую папку белых листов. Читала и не понимала, зачем все это? Для чего?
– Где вы это взяли?
– Матвей Евгеньевич просил передать, если с ним что-то случится, и он не выйдет на связь.
– С ним что-то случилось? Скажите!
– Не могу знать, меня просили передать документы и отвезти вас туда, куда пожелаете.
– Отвезти? Куда?
Опять был полный ступор, голова совсем не соображала, я все пыталась понять и узнать, где Матвей, перебирая десятки вариантов.
– Куда скажете.
Просматривала бумаги, и буквы расплывались перед глазами, там были документы на загородный дом и на эту квартиру, оформленные на мое имя. А еще счет в итальянском банке на сына, которым он может воспользоваться при достижении им совершеннолетия.
Охранник стоял за спиной, ждал моих указаний. Сын лез с расспросами, где папа, а я не знала, что сказать ни тому ни другому.