— Рассказывайте, — настаивал Бен. — Сначала вы назвали его просто Ковалсик. Я сказал — Джилберт Ковалсик, а вы теперь говорите — Джил. Выходит, очень хорошо его знали.
— Джил? Ну как же, Джила я знал. Еще мальчишкой. Кажется, его убили, нужно вспомнить. Но это, по-моему, случилось уже давно.
— Ну-ну, Джонни! Вы не говорили, что убили, такого слова не было. Вы сказали — заполучил его. Думаю, вам хотелось втолковать, как настоящий полицейский может распоряжаться законами. Мы оба слушали, Джонни. Нам нужно только узнать, как вы заполучили Ковалсика.
— Да вы с ума сошли, парни. Ничего о нем я не говорил. Вы меня просто не поняли.
Бен склонился над ним.
— Понимаете, Джонни, у нас впереди целая ночь. Вся долгая ночь, Дэн, разыщи-ка папку с делом Ковалсика. И выясни приблизительное время смерти. Пошли кого-нибудь в архив, пусть найдут рапорты Кифли в предполагаемое время смерти. Доставь все сюда. И принеси кофейник с кофе.
— Ребята, вы дали маху, — забормотал Кифли.
— Времени у нас сколько угодно, Джонни.
«Седан» отъехал, и Бен сквозь сероватый предрассветный сумрак двинулся по дорожке к дому. Ему удалось раздеться так бесшумно, что Бетт не проснулась. Но когда укладывался рядом, постель прогнулась, и жена открыла глаза.
— Привет, милый, — шепнула она. — О боже, ведь уже почти утро.
— Спи, маленькая.
Приподнявшись на локте, Бетт вгляделась в лицо мужа.
— Ты расстроен, да? Плохая ночь?
— В девять опять нужно быть в отделе. Ночка выпала бурная. А впереди тяжелый день. Но все-таки, думаю, ночь оказалась неплохой: раскрыли старое дело — из архивов. Получили признание, с подробностями. И сделал это полицейский.
— Ох, милый! Конечно, для тебя это ужасно!
— Бывший полицейский, но когда совершил преступление, служил в полиции и, думаю, с рождения был психически ненормален, а действовал так, что меня прямо вывернуло наизнанку и… А, черт с ним! Доброй ночи, малыш.
Она поцеловала его:
— Спи скорее, дорогой, осталось так мало времени.
10 ПОЛ ВЭРНИ
В среду Пол Вэрни проснулся в шесть утра. В первый миг, придя в себя, он лишь удивился, не понимая, зачем поставил будильник на такую рань, но в следующее мгновение вспомнил все. И в первую очередь — странное состояние, когда он схватил женщину. Ему казалось, что он стоит в стороне, наблюдая за самим собой, слышит глухой звук металла, когда снова и снова ударяет ее головой об угол плиты. Со стороны казалось, будто женщина вообще невесома. Но когда раздвоение удалось преодолеть и он взял себя в руки, ощутил тяжесть безжизненного тела и осознал, что она мертва уже несколько долгих секунд.
Когда ее опускал, тело выскользнуло из рук, тяжело упало на пол, и он попятился. Вспоминал, как твердил себе, что необходимо сохранять спокойствие, хладнокровие, чтоб не оставить никаких следов, ведущих к нему. А дальше вроде бы провал: в следующий миг он уже шагал темной улицей — слишком быстро, тяжело дыша, не понимая, что находится уже далеко от дома. Опомнясь, замедлил шаги, остановился, размышляя, не вернуться ли, чтобы выдернуть другие ящики, навести на мысль, что в доме был грабитель. Может, следовало бы забрать какие-нибудь ценные мелочи, а потом избавиться от них.
И снова с жуткой внезапностью, без какого-либо перехода, обнаружил себя возле собственной запертой машины, в трех кварталах от дома Бронсонов, пытающегося открыть дверцу. Помнит, как, торопливо разыскивая в карманах ключи, заметил белые пятна на пальто и туфлях. Быстро отряхнулся, смахнул муку. Дыхание оставалось учащенным, прерывистым, как от быстрого бега.
Усевшись за руль, он вдруг поразился, какой хрупкой оказалась ее шея, когда он стиснул ее правой рукой… а затем уже вставлял ключ в замочную скважину своей комнаты в клубе. Провалы в памяти его и напугали, и приободрили. Мозг временами словно отключал воспоминания, освобождая сознание для новых безотлагательных действий.
Когда, заперев дверь, он устроился в удобном кожаном кресле, мысль его заработала с обычной методичностью, в цепкой последовательности.
Никто не заметил, как он входил к ней в дом, никто не видел его выходящим. В клубе лифт действовал без лифтера, и внизу у швейцара после шести кончался рабочий день, следовательно, никто не может засвидетельствовать, как долго он отсутствовал. Под дверью его комнаты не было никаких записок, значит, в течение полутора часов, пока его не было, никто не звонил и не приходил к нему.
Глупая была женщина, он легко с ней справился. Осмотрев снова одежду и туфли, убедился, что следов муки не осталось. Извлек из кармана письмо Бронсона, перечитал — оно действительно было бы для него смертельно опасным. Вэрни держал лист, пока огонь не лизнул пальцы, затем бросил в унитаз, спустив воду. Женщина знала о деньгах, значит, ее смерть была неизбежна. Неизбежна и в том случае, когда он обезвредил, заполучил письмо. Ибо оно было смертным приговором Бронсону. Попытался представить, хватило бы у него выдержки дождаться мужа, убить и его, если она не сказала бы, что муж ничего не знает о письме, оставленном у нее Бронсоном.