Филипп подавил раздражение. Жена снова работала на износ, вечера и выходные напролет, и это начинало его беспокоить. Невозможно было не сравнивать этот обед с ленчем, проведенным несколькими часами раньше в обществе Гейл и Венди.
Выходя со студии, он наткнулся на улице на маму с дочкой — они возвращались из магазина, нагруженные покупками. Гейл пригласила его перекусить, Венди тут же запрыгала от радости, и Филиппу не хватило духу отказаться. Тем более что Гейл хотела отведать блюд китайской кухни, а они стояли как раз напротив ресторана «Сычуань».
Гейл была полна энтузиазма по поводу прошедшего ток-шоу и предстоящего аукциона.
— Ты не представляешь, насколько лучше пошли дела после передачи! — сказала она за едой. — Я имею в виду не тех, кто покупает билеты, с этим проблем никогда не было. Но раньше мне бывало довольно трудно найти то, что можно выставить на аукцион, а теперь предложения посыпались как из рога изобилия. И все благодаря тебе. Я очень, очень тебе благодарна!
Филиппу было приятно, что его заслуги так высоко оценены, и он вдруг осознал, что дома в последнее время стал чувствовать себя несколько заброшенным.
— Надеюсь, ты и твоя жена будете гостями моего аукциона, — мягко проговорила Гейл улыбаясь.
— Спасибо за приглашение, но меня в это время не будет в городе, — пробормотал Филипп и тут же покраснел от собственной лжи.
— Алекса! — В голосе Филиппа послышались резкие нотки. — Ты где-то далеко от нас.
Она вздрогнула и посмотрела на мужа.
— Ой, прости, задумалась. У меня просто голова пухнет от идей и проектов. Сегодня день был кошмарный. Карл упустил в Копенгагене выгодный заказ, на который очень рассчитывал, и, вернувшись в офис, разошелся не на шутку: устроил всем разнос, сыпал оскорблениями направо и налево, потребовал, чтобы ему срочно представили отчеты по всем проектам, находящимся в работе.
У Филиппа возникло ощущение, что все это он уже слышал. И не в первый раз за последнее время он поймал себя на мысли, что было бы неплохо, если б жена имела не такую сложную работу. Временами Алекса уходит в нее с головой. Он изо всех сил старался проявлять максимум понимания, но последнее время раздражение и протест стало сдерживать все сложнее. У всех бывают трудности в работе, у него их тоже достаточно, но отношение Алексы к своему проекту теперь напоминало одержимость.
— …оказалось, что фактически единственный проект, с которым все в порядке, — это музей Пеннингтона в Вашингтоне. Там уже началось строительство…
Вашингтон. Это слово живо напомнило о тех временах, когда Филипп ухаживал за женой, разрываясь между двумя городами. Они поочередно проводили выходные то в Вашингтоне, то в Нью-Йорке, и каждая встреча превращалась в счастливое, волнующее воссоединение. Тогда у Алексы было для него время. А сейчас, даже когда они занимались любовью, у Филиппа порой возникало ощущение, что любимая находится с ним только телом, но не душой.
Оставалось надеяться, что она не превратится в законченного трудоголика. Такой вариант несовместим с их планами завести ребенка. Никто не спорит, сочетать серьезную карьеру и материнство — дело нешуточное, но ведь другие женщины как-то ухитряются все совместить, Бинки, например.
— Прости. — Алекса улыбнулась. — Я знаю, со мной сейчас скучно, пожалуйста, потерпи еще немного.
Филипп кивнул. Да, это временные трудности. Ему просто нужно набраться терпения и немного подождать.
Глава 11
— О, дорогой, здесь просто прекрасно! — заявила Алекса, принимая от улыбающегося официанта бокал шампанского. — Я так рада, что мы все-таки получили приглашение.
Филипп чувствовал себя на редкость неуютно. Он не хотел присутствовать на благотворительном балу и аукционе в поддержку искусства и сказал Гейл, что его не будет в городе. Но та, вероятно, забыла, так как прислала по почте приглашение на два лица — для мистера и миссис Джером, и, к сожалению, Алекса увидела его первой.
Естественно, ей захотелось пойти, и Филипп не смог придумать благовидного предлога отказаться. Вся эта история не нравилась Филиппу, он чувствовал, что, придя на бал-аукцион, как бы дает согласие продолжить отношения с Гейл, а это казалось ему неразумным.
Конечно, следовало рассказать Алексе о первой любви много лет назад, и он сделал глупость, умолчав об этом, однако еще глупее было не рассказать жене правду в тот же день, когда Гейл объявилась в его кабинете. Теперь уже слишком поздно — как ни пытайся все объяснить, он будет выглядеть или виноватым, или дураком, или и тем и другим. Однако в чем он провинился? Ну пообедал пару раз с бывшей любовницей и ее дочерью, и что из этого? Он же ничего такого не сделал.