Статую Зирбаг пристроил посреди площади, куда стекались дороги от западных складов, казарм и жилых бараков. Там же после побудки проводилось построение.
Он решил, что то всяко лучше, чем зал жратвы или сортиры. Так было как-то…
«Следно? Не. Сволодно…»
Зирбаг без конца забывал это шибко умное определение, которое однажды произнес Тар-Майрон и которое, кажется, означало что-то правильное в этой ситуации.
«Солидно! О!»
В чем состоял подвох, Зирбаг понял через неделю, и виновником выселения статуи из орочьих селений оказался не иначе как Мелькор.
Нужно сказать, Мелькор обладал неповторимой способностью, уникальной среди айнур. Его бессознательная интуиция, порой напоминающая хаотичные прихоти, служила для подчиненных тем кирпичом, который падает на голову именно в тот момент, когда были предприняты все меры предосторожности против кирпичей. Другими словами, Мелькор воплотил собой то, что обычно называлось «законом подлости».
Периодически Мелькор нисходил до бренной жизни Ангбанда. Исключительно ради того, чтобы подчиненные помнили, что внимание Владыки может настигнуть каждого и будет столь же внезапно и сокрушительно, как упавший на голову сарай с коровами.
В тот день жизнь шла своим чередом. Зирбаг любовно начищал тряпкой черепа возле правого сапога Моргота. Резервно-тыловой пехотный полк, который Майрон именовал подчеркнуто официально, а Мелькор брезгливо обзывал «гвардией безруких мудозвонов», отрабатывал на площади удары пиками, с трудом удерживая ровный строй под золотыми очами ненастоящего, но все же Повелителя. Орали командиры и десятники. Охали и ругались солдаты. Щелкали бичи.
Появление Владыки во всем блеске облачений, разумеется, вызвало переполох, и совсем не того порядка, на который можно было бы рассчитывать. Кто-то упал на колени. Кто-то издал вой, который тут же оборвался. Кто-то захныкал от ужаса.
Моргот стоял на верхнем лестничном пролете шаткой деревянной конструкции, перекинув через плечо дивную косу, и наблюдал за солдатами и бытовой суетой на дорогах с непроницаемым выражением лица.
Зирбагу хватило одного беглого взгляда на лицо Повелителя, чтобы понять, что случилась катастрофа. Потому что бесстрастное выражение лица Владыки медленно, но верно расползалось в улыбку.
«Да чтоб я сдох… а-а-а, нет, нет! Сдохнуть я не хочу!»
Зирбаг подавился воздухом, так и замерев с тряпкой в руках с перекошенной мордой.
- И почему я вижу здесь это?
Низкий голос Владыки звучал почти нежно и разносился до каждого уголка огромной пещеры, а Зирбаг ощутил, как на теле встает дыбом от ужаса каждый волос, и даже больше: зад поджался сам собой в готовности бежать подальше, сломя голову.
«Мамка, роди меня обратно! Только б не Его гнев!»
- Сейчас все сделаем, Повелитель, - раболепно заорал Зирбаг прежде, чем айну успел произнести хоть слово. – Простите нас! Мы склоняемся, как грязь под вашими сапогами!
Зирбаг орал очень вдохновенно, большей частью от ужаса, причем орал все подряд, что приходило ему в голову. Пехотинцы за ним сгрудились, потеряли строй и поскуливали от ужаса.
- Что встали?! – заорал Зирбаг, заставив себя перестать смотреть на Владыку. – Унесите это! Не слышали что ли?!
За несколько минут на площади образовалась настоящая свалка. Мелькор наблюдал за орками с каменным лицом, приподняв бровь, и не проронил ни слова.
«Идиоты. Даже избавиться от этого позорища не могут».
Двое самых тупых пехотинцев насадили друг друга на копья, свалились посреди тренировочного плаца, грохнулись в грязь пополам с кровью, и по ним пробежало несколько остальных. Мелькор видел, как орки внизу бросали взгляд в его сторону, натыкались на испепеляющий гневом взгляд, орали что-то на черном наречии и бежали дальше.
«Как-то медленно они шевелятся».
Звякнула кисточка-подвеска на кончике косы. А потом Мелькор произнес подчеркнуто мягким тоном то, что подействовало на орочьё сильнее ударов бича:
- Три минуты. У вас три минуты, ничтожества.
Он прекрасно знал, что тихий ровный голос почему-то действует на орков сильнее любого крика.
Ор, гвалт и бардак достигли пиковых пределов. Солдаты носились, как шлюхи в горящем борделе павших эдайн.
Мелькор состроил скучающе-брезгливую гримасу, когда огромная золотая статуя покосилась на постаменте под хриплые вопли, а затем со звучным гулким звоном рухнула в лужу, попутно придавив еще нескольких орков. Орочья колонна, воя и вопя, схватила статую, перемазанную грязью, кровью и ошметками чьих-то тел, после чего потащила куда-то, виляя по дороге между бараками, как пьяная гусеница, которую заносило то влево, то вправо. Куда они потащили статую и что собирались с ней сделать, осталось вопросом без ответа. Мелькор уже начинал сомневаться, что у солдат вообще хватало ума, чтобы понимать его приказы.
«Тупые животные. Может, им еще по слогам говорить?»
Зирбаг остался перед очами Владыки и потупил глаза в пол. Инстинкт самосохранения подсказывал ему, что лучше бы молчать, и так и вышло, потому что под сводами пещеры раскатисто пронесся голос Повелителя:
- Увижу это здесь еще раз – убью всех, кто будет, а ты будешь подыхать в мучениях за свою глупость отдельно.
- Все сделаем, Владыка! – повторял, как заведенный, Зирбаг. Его сейчас не интересовало ничего, кроме жуткого всепоглощающего ужаса, сдавившего нутро. – Все сделаем! Простите глупых слуг! Только дайте шанс! Прошу, Владыка!
Зирбаг не видел, как Мелькор утомленно возвел взгляд к утыканному сталактитами потолку, брезгливо дернул плечами, затянутыми в черно-золотую парчу с рукавами-буфами, узко стянутыми к локтям, и исчез, как ночной кошмар.
То, что Владыка удалился, Зирбаг понял лишь по схлынувшему страху, порождавшему в его мозгах пустоту и истерический вой. А когда страх улегся, ему на смену пришла злость.
«Ну, Шагар! Ну, тварь! Попадись мне на глаза, уж я тебе жопу-то надеру!»
Перед Зирбагом восстал во всей мощи сложный дуалистический вопрос вечного и философского толка: кто виноват и что делать. И если с первым проблем не возникло в свете перспектив надирания чужой задницы, то второй был куда сложнее.
Сделать что-нибудь со статуей у него бы рука не поднялась. Да что там – он чуть не обосрался, когда увидел, как золоченый лик Владыки столкнулся с огромной лужей на плацу.
Поэтому о том, чтобы распилить статую и спрятать ее частями, а то и вовсе переплавить на что-нибудь, не могло быть и речи.
Но Ангбанд не был бы Ангбандом, если бы каждый в нем не хотел посчитаться с кем-то другим. У Зирбага тоже нашелся свой камень преткновения.
«Мурт, дрянь ты такая. Вечно валишь на меня, что у тебя пленники дохнут, а между тем сам выжираешь весь спирт и чего побольше. И без конца у вас виноват тот, кто жратвой занят. Теперь-то я знаю, чем с тобой расплатиться».
Начальник тюрем Мурт сразу почуял неладное, когда Зирбаг пришел к нему с пузырем самогона. Ни с того, ни с сего. Самогон на пустом месте не мог быть хорошим знаком.
- Слушай, Мурт… - издали начал Зирбаг. Он мялся, как баба, которая все никак не могла понять, рожает она уже или еще нет. – Нам тут принесли кой-чего, да только я думаю, тебе оно больше надо.
- Чего? – угрюмо поинтересовался Мурт.
Мурт походил на мускулистый лысый шкаф, здесь и там залатанный железом, и даже Зирбаг чувствовал себя неуютно в присутствии главного тюремщика. Но пузырь мутного самогона легко исправлял этот досадный дисбаланс, а Зирбаг знал, что между разумом и жадностью в голове Мурта всегда побеждает жадность. Особенно если в деле замешано чего покрепче.
Иначе орки не были бы орками.