Женщина, зарычав, прыгнула на него, размахивая своим длинным мечом. Андерс бросился в бок, ударился в покрытую плесенью стену и ускользнул в ближайшую комнату, отлично зная, что тварь за спиной следует за ним по пятам. Он уже наполовину пересёк комнату, когда что-то громко разбилось об его затылок, отчего он рухнул на пол, прихватив с собою стол.
Андерсу хотелось лишь схватиться за голову и немного постонать, но он знал, что такое потакание себе, скорее всего, станет для него неизбежной смертью, так что он перекатился на спину и стёр кровь с лица. Кровь, которая на вкус была подозрительно похожа на вино. Он облизал губы.
– Ты бросила в меня кувшин с вином? – спросил он вошедшую демоницу.
Она не ответила, лишь прыгнула на него, схватила за шею и ударила мечом в грудь.
Андерс Брекович знал одно: если уж он и умрёт, то, чёрт возьми, это будет лучшая сцена смерти, сыгранная когда-либо. И плевать, что увидит её лишь демоница, которая его убьёт, да маленький кузнечик, сидевший на подоконнике. С этой мыслью он завопил от боли и страданий, и этот крик мог бы тронуть даже сердца статуй. Он выбросил руки, вскричал о несправедливости мира и наконец испустил последний выдох. Только чтобы вдохнуть снова.
К чести демоницы – уродливой, покрытой шрамами, зверской, безносой твари – она выглядела так же озадаченно, как и Андерс. Она приподняла свой меч и обнаружила, что тот попал во что-то в его куртке. Их глаза встретились, и они оба поняли, что она ударила в его фляжку. Он ухмыльнулся. Что-то тёмное и сердитое ударило демоницу и стащило с Андерса. Демоница и яростный вихрь клинков завозились на полу, потом вихрь одержал верх, уселся на демона и начал колоть. Андерс некоторое время ошеломлённо лежал на полу, а потом понял, что Генри только что снова спасла его жизнь и теперь проверяет внутренности демоницы на предмет каких-нибудь ценностей. Разумеется, она нашла там только кровь, и немало. На самом деле, кровь с неё капала ещё до начала атаки, так что, если уж на то пошло, теперь она, пожалуй, казалась даже чуть менее окровавленной.
Когда демоница перестала дёргаться, Генри поднялась. Её шляпа давно потерялась, лицо превратилось в алую маску, левого уха не хватало, и два глаза лихорадочно блестели. Она протянула ему окровавленную руку. Он не стал медлить и принял её.
– Думаю, благодарность будет уместна, – сказал Андерс. – Миледи, вполне возможно, что вы только что спасли мне жизнь.
Генри кивнула на дверь комнаты и на окно, и Андерс увидел ещё трёх приближающихся демонов – двух тощих мужчин и одну очень красивую женщину со сломанным носом.
– Андерс, вряд ли стоит благодарить, пока эт не стало фактом, – сказала Генри, перехватывая кинжалы и готовясь к атаке.
– Тогда как насчёт извинений, – сказал он, улыбаясь ей своей печально известной и тщательно отрепетированной улыбкой. Она её проигнорировала. – Я прошу прощения за всю эту историю, из-за которой ты утратила ко мне доверие.
Демоны медленно приближались, осторожно глядя на Генри и на её светящиеся кинжалы.
– Какую историю? – спросила она. – Ты о той херне, что ты работаешь на ёбаного Дрейка Моррасса?
Андерс поднял сломанную ножку стула – она не очень-то походила на оружие, но Андерс полагал, что разбить череп – всё равно, что разбить яйцо, только надо махать сильнее.
– Именно. Прошу прощения.
Генри фыркнула.
– Если хочешь прощения, прекращай, блядь, на него работать.
– Нельзя просто перестать работать на Дрейка Моррасса, моя дорогая. Обычно он отпускает людей только… с большой высоты.
– Трус.
– Я никогда и не заявлял об обратном.
– Готов?
– Нет.
– И так сойдёт. – Генри бросилась в атаку, Андерс за ней.
Сузку
Они не шевелились. Ни Перн, ни мастер Кочин. Лица старого учителя он ещё не видел, но в этом и не было необходимости – он знал каждую его чёрточку, каждую морщинку, каждый шрам и каждое выражение. Мастер Кочин был старым, ещё когда Перн был ребёнком. Самый долгоживущий хаарин клана, ни разу не терял клиента, ни разу не подводил клан. Кочин – само воплощение хаарина, и он находился здесь, чтобы убить Перна.
Здесь нечего было говорить. Перн знал, что настанет день, когда хаарин из клана его настигнет. Он сильно надеялся, что это окажется кто-то другой, кто угодно, но мир работает по своим законам, и, сколько ни надейся, этого не изменишь. Они будут сражаться. Один умрёт. Скорее всего, умрёт Перн, хотя он и надеялся на иной исход.
Донеслись звуки битвы – лязг металла по металлу, крики, вопли, даже пара взрывов. Ни Перн, ни Кочин по-прежнему не двигались. Ночь была прекрасной, воздух чуть прохладный, и лампы, как могли, разгоняли темноту. Над головой мерцали звёзды, то пропадая, то появляясь, а они вдвоём так и стояли друг в десятке шагов друг напротив друга.
Действие посредством бездействия – часть обучения хаарина. Битвы нужно выигрывать одним ударом клинка, и в этой дисциплине неподвижность так же важна, как и движение. Перн прокручивал в голове сотню движений, а потом обдумал другую стойку и прокрутил ещё сотню. Возможно, Кочин занимался тем же самым – скорее всего так оно и было.
Перн не знал своего отца. Как и любой хаарин. Их забирали в детстве, старейшины давали им имена и воспитывали как следующее поколение всего клана хааринов. Он не знал отца, но в минуты слабости, в полётах фантазии, представлял себе, что был зачат Кочином. Сильные руки, твёрдая ровная стойка и небесно-голубая аура глубочайшего контроля. Любой хаарин гордился бы, будь он зачат Кочином, и Перн не был исключением.
Издалека донёсся очередной крик, на этот раз похожий на Генри, и на миг глаза Перна дёрнулись.
– Пришло время исполнить твой контракт, хонин, – голос мастера Кочина был густым, глубоким и с сильным акцентом от долгих лет жизни в Диких Землях.
Он отработал не меньше четырёх контрактов. Большинству хааринов в лучшем случае доводилось отработать два. Перн не исполнил даже первого – он едва начал его, а потом помог убить человека, которого поклялся защищать.
– Клан выдал контракт Кессику? – спросил Перн.
Мастер Кочин медленно поднял шишковатую руку и навершием меча приподнял на дюйм свою шляпу. Перн увидел глубокие зелёные глаза на старом морщинистом лице, сердито смотревшие на него из-под соломенного конуса.
– Кессик пришёл к нам. Он не просил контракта. Он сказал, что ты с Чёрным Шипом, и что Чёрный Шип придёт за ним.
– Тогда, если вы меня убьёте, – медленно сказал Перн, – прошу вас, сделайте то же и с Кессиком.
Молчание. Оно тянулось так долго, что Перн начал думать, что старый учитель хааринов не ответит.
– Это не моё дело. Я хаарин.
Перн стиснул зубы. Впервые в жизни он почувствовал, что бездействие претит ему. Его друзья сражались, может даже умирали. Чёрный Шип и Андерс. Генри. Его зубы заскрежетали друг об друга, и он медленным движением вытащил свой меч. Когда клинок полностью вышел из ножен, он взял рукоять двумя руками – направив острие вниз и вправо.
Мастер Кочин по-прежнему не вытаскивал свой меч.
– Если вы не убьёте Кессика, тогда мне придётся убить вас, – сказал Перн сквозь сжатые зубы. Грязно-красный цвет стал просачиваться в его ауру. Если бы Кочин мог её видеть, то почувствовал бы отвращение. Хаарину не нужны эмоции, особенно гнев.
– Конец у этого может быть только один, хонин. Если ты одержишь верх надо мной, то, пока дышит хотя бы один хаарин из нашего клана, за тобой будут охотиться.
Сузку нахмурился.
– Я вижу два возможных конца.
Мастер Кочин убрал меч от шляпы, позволив ей снова скрыть его лицо.
– Ты уничтожишь свой клан ради этого?
– Я видел людей, которых защищает наш клан. И сам я должен был защищать самого злобного из всех, кого я когда-либо знал…
– Не дело хаарина судить клиента.
Перн выпрямил спину и встал в полный рост.
– Я хонин. Я могу судить, кого угодно.
И снова сокрушающая тишина. Даже сейчас, спустя год после того, как он стал хонином, разочарование мастера Кочина ранило Перна до глубины души. Он сосредоточился, стараясь скрыть чувства, как учили хааринов. Плохо, что он не мог от них избавиться, не мог снова обрести то ощущение покоя, которое было у него, когда он знал, что всё делает правильно, служа своему клану.