Он настолько погрузился в политику и опасности их маленькой команды, что не видел гальтов до тех пор, пока его лошади почти не наступили на них.
Трое мужчин, ни один не старше тридцати зим, сидели на обочине дороги.
Они носили грязные халаты, которые когда-то были красными или оранжевыми. У самого высокого на плече висела кожаная сумка. При звуке колес они отошли на несколько футов от обочины и поднимались из высокой травы словно приведения из детской сказки. Синие глаза с серыми зрачками. Последнее время никто из них не брился. Изнеможенные лица по привычке повернулись к дороге. На них не было никакого выражения, даже голода. Маати не осознавал, что сдержал лошадей, пока не услышал голос Эи из кровати, устроенной на задке повозки. Он тут же остановился. Большая Кае и Ирит, ехавшие на лошадях, натянули поводья. Ванджит и Маленькая Кае подошли к краю повозки. Маати рискнул и бросил взгляд на Ясность-Зрения, но тот сидел молча и неподвижно.
— Кто вы? — спросила Эя на их языке. — Как вас зовут?
Гальтские приведения задвигались, их пустые глаза сконфуженно мигнули. Первым пришел в себя высокий с сумкой.
— Я — Джайс Ханин, — сказал он, говоря слишком громко. — А это мои братья. Мы не больны чумой. Что бы не забрало наши глаза, это не чума. Мы не опасны.
Эя пробормотала что-то, что Маати не смог разобрать, и сдвинула ящик в задке повозки. Когда он повернулся посмотреть, она уже прицепила на бедро сумку целителя и собиралась спрыгнуть на дорогу. Ванджит, которая тоже увидела это, схватила Эю за рукав.
— Не ходи, — сказала Ванджит. Слова прозвучали как приказ, а не как просьба.
— Со мной ничего не случится, — сказала Эя. Ванджит крепче схватила ее за одежду, их глаза встретились.
— Ванджит-тя, — сказал Маати. — Все в порядке. Отпусти ее.
Поэт посмотрела на него гневным взглядом, но сделала так, как он сказал. Эя соскользнула на землю и пошла к удивленным гальтам.
— Вы далеко от любого населенного места, — сказала Эя.
— Мы были в предместьях, — сказал высокий. — Что-то произошло. Мы пытаемся вернуться в Сарайкет. Видите ли, там наша мама. Только, кажется, мы выбрали неправильную дорогу или у нас крали так же часто, как помогали.
Он попытался изобразить то, что раньше было обаятельной улыбкой. Маати привязал поводья к повозке и тоже сошел на дорогу.
— Ваша мать? — спросила Эя.
— Да, мисс, — сказал гальт.
— Хорошо, — сказала она ледяным голосом. — По меньшей мере вы не из банды очаровательных лжецов, которые продавали обещание привести женщин в предместья. Что в сумке?
На лице гальта появилось выражение огорчения и отчаяния, но он не стал лгать:
— Имена мужчин, мисс. Тех, кто хотел жен из Гальта.
— Я так и думала, — сказала Эя.
— Не помогай им, — сказала Ванджит. Она вскарабкалась на передок повозки, но еще не взяла в руки поводья. Маати решил, что, судя по ее телу, она это сделает через несколько минут. Он увидел, что черные глаза андата уставились на него, и отвернулся. Эя, скорее всего, ее не услышала.
— Мы собирались все сделать правильно, мисс, — сказал высокий мужчина. — В Актоне есть человек, который записывает всех женщин, хотящих приехать сюда. Мы заключили с ним соглашение. У нас забрали все деньги, но мы сохранили списки. Клянусь богом, мы выполним свою часть сделки, если вернемся в Сарайкет.
— Вы украли у них, — сказала Эя, вынимая из сумки мех с водой. — Они украли у вас. Так что, как мне кажется, вы равны. Вот, попейте отсюда. Это не только вода, так что сделайте только пару глотков.
— Эя-кя, — сказала Ирит высоким и беспокойным голосом, но не стала продолжать. Конь Большой Кае замотал гривой и дернулся в сторону, чувствуя недовольство всадницы. Эя с таким же успехом могла быть в одиночестве.
— Вот… вытяни твою руку. Это полоски серебра. Я сделала зарубки на каждой, так что ты поймешь, если кто-нибудь попытается подменить их. Здесь вполне достаточно для проезда до Сарайкета. Дорога, по которой вы идете, приведет вас к реке. День пути. Может быть немного дольше. Скажем, два.
— Спасибо, мисс, — сказал один из оставшихся двоих.
— Я полагаю, вы не разрешите нам поехать на задке вашей телеги? — спросил высокий мужчина, с надеждой в улыбке.