— Ну, — сказал Ота, стоя посреди остатков лагеря, — мы может точно сказать, что она здесь была.
Лагерь был уничтожен. Порванное в клочья толстое полотно палаток валялось на земле. Камни и пепел из костровой ямы были разбросаны вокруг нее. Два пустых мешка лежали в грязи. Один из стражников нагнулся и указал на полоску черной грязи. След ступни, не длиннее большого пальца Оты. Идаан тяжело и шумно шагнула к разрушенной костровой яме. Маати сел на полоску раздавленной травы, подол его платья протащился по грязи, лицо превратилось в маску отчаяния.
— Обратно в лодку, — сказал Ота. — Не вижу смысла останавливаться здесь.
— Мы все еще можем перехватить ее в Удуне, — сказала Идаан, поднимая из грязи осколки того, что было серыми восковыми дощечками Эи с текстом пленения. — Он провела здесь достаточно много времени. Не так-то просто изрезать такое толстое полотно.
— Только одно может быть хуже сумасшедшего поэта — сумасшедший поэт с ножом, — пробормотал один из стражников, но Ота уже шел к реке.
Лодочник и его помощник вставили шесты в толстые железные кольца по бортам лодки и натянули брезентовый полог, благодаря которому палуба оставалась почти сухой. Опустилась темнота, дождь стал сильнее, капли барабанили по пологу, как кончили пальцев по дереву. Печь имела более, чем достаточно угля. Из-за широких распахнутых створок печи лился краснооранжевый свет, запах жарящихся на вертелах голубей делал ночь теплее, чем она была.
Маати вернулся последним и провел весь вечер на краю освещенного пространства. Ота видел, как Эя однажды подошла к нему, они обменялись несколькими тихими фразами, и она повернулась к группе на носу, в которой ели, пили и разговаривали. Если бы Идаан не встала и не помогла бы ей вернуться обратно, он бы сделал это сам. Помощник лодочника протянул ей оловянную миску с голубиным мясом — серым, дымящимся и блестящим от жира. Ота подвинулся и сел рядом с ней.
— Отец, — сказала Эя.
— Как ты узнала, что это я?
— Я слепая, но не тупая, — едко заметила Эя. Она нащупала в миске ломтик мяса и сунула его в рот. Она выглядела усталой и истощенной. Он все еще видел девочку, которой она была, спрятавшуюся за временем и возрастом. Ему захотелось взвихрить ей волосы так, как он делал, когда она была ребенком, опять стать ее отцом.
— Насколько я понимаю, ты таким образом показываешь, насколько твой план лучше моего, — сказала она.
— Нет, совершенно не собирался, — ответил Ота.
Эя повернулась к нему, подвигавшись так, словно какая-то злая реплика застряла у ней в горле из-за отсутствия возражения. Наконец он успокоился и мог поддерживать разговор между ними настолько, насколько разрешало тесное соседство.
— Мы оба делали все, что в наших силах, — сказал Ота. — Все, что могли.
Он обнял ее одной рукой. Она укусила губу, и ее тело сотрясли рыдания, похожие на крошечные землетрясения. Ее пальцы нашли его и сжали так же сильно, как пациента, лежащего под скальпелем целителя. Он не пожаловался.
— Сколько людей я убила, папа-кя? Сколько людей я убила этим?
— Шшш, — сказал Ота. — Не имеет значение. Ничто из того, что мы сделали, не имеет значения. Важно только то, что мы сделаем дальше.
— Цена слишком высока, — сказала Эя. — Мне очень жаль. Ты скажешь им, что мне очень жаль?
— Если захочешь.
Ота нежно покачал ее, и она разрешила ему это сделать. Остальные знали, о чем он говорит с Эей, если не точно, то, по меньшей мере, приблизительно. Ота видел озабоченность Даната и холодный оценивающий взгляд Идаан. Он видел и то, что стражники повернулись к нему спинами, из уважения, и Маати, на носу, тоже повернулся спиной, но по другой причине. Ота почувствовал, как в груди опять вспыхнул гнев, язычок пламени поднялся из старых углей. Все это дело рук Маати. Ничто из этого не произошло бы, если бы Маати не был настолько сильно согнут виной — или обманут оптимизмом, — что закрыл глаза на опасность.
Или если бы Ота нашел его и остановил, когда пришло первое письмо. Или если бы Эя не поддержала подпольную школу Маати. Или если бы Ванджит не сошла с ума, Баласар отказался бы от своих амбиций, а весь мир был бы сделан с начала. Ота закрыл глаза, дав темноте сотворить достаточно большое пространство для женщины в его руках и своего сложного сердца.