Идаан сидела на крыльце их дома, рассеянно играя одним концом веревки, пока серый кот заботился о другом конце. Семай остановился и какое-то время глядел на нее. В отличие от своего брата, она со временем стала шире и жестче, материальнее. Наверно он что-то сказал, потому что она подняла глаза на него и улыбнулась.
— Ну, как закончилась встреча ассасинов? — спросила она.
Кот позабыл про веревку и пошел к Семаю, громко урча. Мастер-поэт почесал вставшие, как для сражения уши.
— Я бы хотел, чтобы ты не называла это так, — сказал он.
— Ну, а я хотела бы, чтобы мои волосы были бы черными. Что есть, то и есть, любимый. Политика в действии.
— Циник, — сказал он, дойдя по крыльца.
— Идеалист, — ответила она, сажая его рядом с собой и целуя.
Далеко на востоке стояла серая вуаль — ранний дождь падал из темных, как кровоподтеки облаков. Семай поглядел на него, его рука обняла плечо любимой женщины. Она положила голову на его плечо.
— Как император сегодня утром? — спросил он.
— Прекрасно. Возбужден, что увидел Иссандру-тя, как и караван. Мне кажется, что он без ума влюбился в нее.
— О, пожалуйста, — сказал Семай. — Ему скоро семьдесят девять зим? Или восемьдесят?
— А ты не будешь хотеть меня, когда тебе будет столько же?
— Да. Отличный довод.
— Больше всего его беспокоят руки, — сказала Идаан. — Мне жаль его рук.
На горизонте сверкнула молния, меньшая, чем светлячок. Идаан переплела свои пальцы с его и вздохнула.
— Я тебе уже говорила, как оценила то, что ты нашел меня? — спросила она. — Я имею в виду то время, когда ты был изгнанником, а я — судьей.
— Я никогда не устану это слушать, — сказал Семай.
Кот прыгнул ему на колени, зарылся обеими лапами в платье, помял его, как тесто, и свернулся клубочком.
Даже если цветы вырастают из старой лозы, цветы весны являются новыми для этого мира, неискушенные и неиспытанные.
Эя дала Оте знак сесть. Она, как всегда, была нежна с его покалеченными руками. Он медленно сел. Слуги перенесли его кушетку в широкий сад, но на закате ему опять придется двигаться. Когда-то давно Эя пыталась убедить слуг отца, что то, что ему надо, и то, что он хочет — не всегда одно и то же. Несколько лет назад она перестала пытаться убедить Оту.
— Как ты себя чувствуешь? — сказала она, садясь рядом с ним. — Ты выглядишь усталым.
— Долгий день, — сказал Ота. — Я спал достаточно хорошо, но никак не могу остаться в кровати после восхода. Когда я был молод, то мог спать до полудня. Теперь, когда у меня есть время и никто мне не мешает, я встаю с птицами. Тебе это кажется правильным?
— Мир никогда не был честным.
— Верно. Все боги знают, как это верно.
Она взяла его запястья так, словно дочь сжала руки отца, и нечего больше. Ота нетерпеливо посмотрел на нее, но вытерпел. Она на мгновение закрыла глаза, почувствовав слабую разницу в пульсах.
— Я слышала, что ты опять проснулся взволнованным, — сказала она. — Ты звал кого-то по имени Мухатия-тя, верно?
— Мне снился сон, вот и все, — сказал Ота. — Мухатия был распорядителем, когда я работал грузчиком, в молодости. Мне снилось, что я опоздал на смену. Мне надо было дойти до набережной раньше, чем он вычтет из моей зарплаты. Вот и все. Я не потерял рассудок, любовь моя. Здоровье, может быть, но не рассудок. Еще нет.
— Ничего такого не думала. Повернись. Дай посмотреть тебе в глаза. Головная боль вернулась?
— Нет, — сказал Ота, и она по голосу определила, что он лжет. Пришло время перестать спрашивать о деталях. Отец не разрешит слишком пристальное внимание к своему здоровью. Она села на кушетку, и он испустил маленький удовлетворенный вздох.
— Ты видел Иссандру Дасин? — спросила она.
— Да, да, — зачастил Ота. — Она провела здесь большую часть второй половины дня. То, что она сделала для Чабури-Тан — просто потрясающе. Я думаю, что должен сам сплавать туда. Только для того, чтобы увидеть.
— Это было бы увлекательно, — согласилась Эя. — Я слышала, Фаррер-тя все делает хорошо.
— Он сделал для города больше, чем мог бы я. Но я никогда не был блестящим администратором. У меня другие таланты, как мне кажется, — сказал Ота. — Хватит об этом. Расскажи о своей семье. Как Парит-тя? Как девочки?
Эя разрешила себе отвлечься. С Паритом все хорошо, вот только он уже три ночи не был дома, занимаясь мальчиком, работающим на Дом Лаарин — тот упал со стены и сломал ногу. Очень плохой перелом, и жар не уходит так быстро, как следует. Но, похоже, мальчик выживет, и они оба были бы счастливы назвать это успехом. Что касается внучек Оты… Миша проводит все свободное время, изучая каждый новый танец, приходящий из Гальта; у ее учителя танцев похудели ноги от таких усилий. Габер уже несколько недель говорит только о паровом караване, но Эя подозревает, что это, скорее, энтузиазм Калина, а не ее. Габер считает, что Калин встает с солнцем и ложится с луной.