За двенадцать лет со дня аварии Ивлев прошёл историю капитана Джареда Уолкера и войны за планету-оазис тысячу раз; или больше: он не считал. Каждый раз она оканчивалась одинаково: капитан принимал решение покинуть Олимбос, прощался с Хелен у посадочной площадке и уходил… Выходил из игры.
— Вот так. — Ивлев уложил пса на глинистую землю и сам сел рядом; тот благодарно лизнул руку. Робинзон умел лаять, но с некоторых пор перестал: зауважал тишину пустынного мира, в котором неумелые попытки сделать климат более благоприятным для земной флоры и фауны почти уничтожили местные виды. Ивлев досадовал на это молчание: он был бы рад поговорить хотя бы с собакой. Но Робинзон безмолвствовал и всё реже поднимал голову, чтобы взглянуть на неприветливое серое небо.
Ивлев погладил пса; устроился поудобнее, привалившись спиной к чуть разогретому чужим солнцем корпусу.
Который раз он подумал, что у истории капитана Уолкера наверняка существует продолжение; какая-нибудь «Улисс-2: Священная война», в которой тот возвращается на Землю, где находит лишь прах и пепел. На руинах разрушенного орбитальной бомбардировкой города клянётся отомстить за любимую женщину и поруганную честь Федерации, и вновь устремляется в космос навстречу опасностям, приключениям, будущему.
Ивлев не знал, ждёт ли его ещё кто-нибудь дома: жена, друзья, родные… Не знал и не мог знать, сколько ещё лет пройдёт до того дня, пока какой-нибудь пилот-нелегал, привлечённый сигналом аварийного маяка, не свернёт с трассы к брошенной планете проверить, не осталось ли на погибшем корабле чего ценного…
Поэтому Ивлев давно запитал уцелевший модуль с подключённой приставкой от главного аккумулятора корабля: этого должно было хватить лет на пятьдесят: ещё полстолетия после смерти тела — почти что вторая жизнь… И всё же что-то удерживало его от того, чтобы сделать последний шаг: отключить маяк, подсоединить последний кабель — и запустить полный и необратимый перенос в простенький, но гостеприимный мир, где ему были рады; где в пределах прописанного кем-то сценария и даже чуть за его пределами он мог бы жить и быть счастлив.
Ради чего он возвращался, почему не остался раз и навсегда на Олимбосе? С Хелен?
— Я ведь люблю её, Роб, — прошептал он, рассеяно гладя жёсткую синтетическую шерсть. В глазах щипало, и мир вокруг казался нечётким, словно из-за слабой графики. — На самом деле люблю.
И всё же что-то не позволяло ему остаться.
Может быть, Робинзон; или не только Робинзон. Может быть, иное…
Иное.
И ещё, может быть, то, что капитан Джаред Антуан Уолкер — ты не права в своих упрёках, Хелен! — на его месте никогда бы так не поступил.