Выбрать главу

Народу было много. Папиных коллег, деловых партнёров и немногих приятелей Карина знала в лицо, хотя и не всех помнила поимённо. Они подходили к ней, что-то говорили тихими печальными голосами. Некоторые неловко совали деньги. Торопливо и потихоньку – словно стеснялись чего-то. Чего? Того, что они живы и здоровы, у них всё хорошо и спокойно, а она хоронит отца?

Родственников у Карины было мало. Из маминых и вовсе никого не осталось. Дедушка и бабушка, мамины родители, умерли вскоре вслед за ней. В тот же год. Не смогли пережить смерть своего единственного ребёнка.

Папины родители тоже умерли, осталась только сестра, тётя Нелли. После института уехала по распределению в Екатеринбург (тогда он ещё назывался Свердловск), да так там и осталась. Вышла замуж, родила сына и дочь, так что у Карины были двоюродные брат и сестра. О которых, впрочем, она знала куда меньше, чем о звёздах кино. Любой, кто хоть изредка смотрит телевизор, читает журналы или пользуется Интернетом, в курсе их дел. А Лена и Саша живут и живут себе за Уральскими горами. Что там с ними происходит? Карина даже точно не помнила, сколько им лет. А видела так и вообще два раза в жизни и то очень давно.

На похороны Лена и Саша не приехали, их отец тоже. Да и к чему им было приезжать? Чтобы посмотреть, как тело чужого им человека опустят в мёрзлую глину? Карина родственников не осуждала. Точнее, вовсе о них не думала. От их присутствия ничего бы не изменилось.

Больше половины пришедших были родными, знакомыми и коллегами Азалии. Они сплочённым коллективом сгрудились возле неё – переминались с ноги на ногу, что-то говорили, лили за компанию слёзы, вздыхали, качали головами. Посматривали на Карину, и она читала в их взглядах осуждение вперемешку с жадным любопытством.

Возле могилы стоял папин лучший друг Альберт Асадов. Если сказать по правде, единственный. Все остальные остались далеко-далеко – в школьной и институтской юности. Осунувшийся и постаревший, остановившимся взглядом смотрел он на тело друга. Его жена, Зоя Васильевна, держала мужа за руку, готовая в любую минуту метнуться к нему с лекарствами наизготовку. Вчера вечером у дяди Альберта случился сердечный приступ, и она боялась повторения. Детей у них не было, они жили друг другом, постепенно врастая один в другого, наподобие сиамских близнецов.

С Асадовым папа познакомился лет тридцать назад. Они вместе работали на заводе, в проектном отделе. Вместе же и ушли оттуда в бизнес, организовали архитектурно-строительную фирму, «Мастерскую Айвазова и Асадова». Теперь фирма тоже осиротела.

Со стороны аллеи, разрывая скорбную кладбищенскую тишину, внезапно зазвучала музыка. Заплакала, застонала скрипка, надрывая душу. Карина вздрогнула от неожиданности и споткнулась, уткнувшись носом в спину идущей впереди женщины из свиты Азалии.

– Извините, – пробормотала она.

«Опустела без тебя земля», – причитала скрипка. Музыка ввинчивалась куда-то под кожу, дёргая обнажённые нервы.

– Скажите ему кто-нибудь, пусть перестанет! – не выдержала Карина. Выкрик получился хриплым, грубым, как будто она разучилась говорить. Все стали оборачиваться, смотреть на неё, как вороны с веток.

– Пожалуйста, пусть прекратит, – повторила Карина жалобно и тихо.

Мужчина в солидной дублёнке, кажется, папин бывший одноклассник, откликнулся на её мольбу, протиснулся к аллее и начал что-то говорить рокочущим начальственным басом. Музыка резко смолкла.

– Человеку тоже зарабатывать надо, – проговорила женщина впереди, не успев понизить голос.

…Спустя примерно час всё было кончено. Возле могилы не осталось никого, кроме Карины. Она сидела прямо на снегу, глядя на чёрный гранитный памятник. Мамин. Отец всегда хотел быть похороненным возле неё. Азалия заикнулась о новом кладбище за городом, но тут выступила тётя Нелли. Помнила, что говорил брат и желала исполнить его волю.

Теперь папа с мамой будут навсегда вместе. Им отворились двери в вечность, и они сейчас знают самую главную тайну. Ту, которая открывается только после смерти. Сознание собственного неизбывного одиночества и оглушающее, тяжкое горе вдруг тонким клинком воткнулись в бедный, измученный мозг Карины, и она наконец заплакала. А начав, не могла остановиться. Скорчилась на истоптанном снегу и выла, как потерянная собачонка, захлёбываясь слезами.

В голове вспыхивали и гасли обрывки мыслей. Папы нет, и больше не будет. Он никогда не придёт. Не спросит, как дела. Не засмеётся. Не произнесёт громко в телефонную трубку своё всегдашнее: «Да, слушаю». Не скажет: «Дочь, ты молодец, горжусь тобой». Не обнимет.