— Доложить о потерях, — Сухо сказал я, не обращаясь к кому-то конкретно.
— Рядовой Кузьма тяжело ранен в ногу. Рану залатали, как ты учил. Остальные раны лёгкие. Рядовой Юстас…
— Я знаю, — Перервал его я, — Спасибо, лейтенант.
Подойдя к главарю, я заглянул в его глаза. Они полнились яростью и презрением. В нём не осталось ничего человеческого. Это была лишь оболочка, заполненная нечеловеческими качествами. Дождь усиливался, однако никто не собирался разбегаться. Я повернулся к селянам, скромно стоящим позади. Недвусмысленно кивнув в сторону вожака, я скомандовал:
— Десяток, раненного на носилки, тело рядового забрать. Выходим навстречу к полку.
Глава 6. «Свежая кровь»
Дождь продолжал лить ещё совсем недолго. Он разом выжал на сухую землю огромное количество воды, исчерпав чёрные тучи за десяток минут. Солнце боязливо выглянуло из-за облаков, напоминавших тёмный слоёный пирог. Вдали надвигалась ещё большая грозовая стена, готовясь опрокинуть на нас очередную порцию в несколько тонн воды.
Юстас был христианином, и хотя в гвардии, как я сказал, нет различий в культуре и религии, было решено похоронить его по обычаям, в которые он верил. На холме, со склона которого ещё недавно торопливо сбегала полковая конница, я приказал копать могилу. Не знаю, как в этой реальности со стандартами глубины, но я позабочусь, чтобы тело его совершенно точно не подверглось нападению падальщиков. Лопаты легко входили в сырую землю и уже меньше чем через час совместными усилиями мы воздвигли на пригорке со свежей землёй сделанный на скорую руку деревянный крест. Не поскупившись, я приказал делать его в рост самого парня. Чтобы он отныне стоял и своим присутствием защищал эту деревушку от врагов. На небольшой плоской дощечке я ножом вырезал на современном для меня, никому здесь невиданном, русском: «Гвардии рядовой Юстас. 10.08.1505.». Хотел дописать и ещё что-то. Что-то, что говорило бы о нём нечто хвалебное. Но мысли роились и я отдал табличку, чтобы её намертво прибили к кресту.
— Прости, парень, не с чего нам пока салютовать тебе. — Я стоял в нерешительности. Губы мои дрожали, а к горлу подкатил тяжёлый ком. Вот совсем недавно этот паренёк был жив. Отчитывался о проделанной работе, виновато тупил взгляд. Но вот момент — и его нет. Совсем молодой, толком не знакомый со смертью. И вот — судьба отворачивается от него. Я в этом мире меньше месяца, но к этим парням привязался крепко. Они для меня уже не просто охранный отряд. Они — часть меня. И если будут умирать они — частично буду умирать и я. Попрощаться с тем, с кем ещё недавно шёл в бой пришёл и Генрих. Его лицо не выражало такой жалости, однако смотрел он без презрения высокого сословия. Он провожал в последний путь не холопа, а воина. Смотрел с холодным пониманием. Так, как будто делал это уже не впервые.
Развернувшись, я побрёл в сторону дороги. С небольшим запозданием и большим нежеланием подорвались и остальные. В глазах их царил какой-то неописуемый мрак и потерянность. Казалось, они вот-вот вырвутся из своих тел и ринуться карать всё плохое во имя всего хорошего. Всё же люди здесь совсем не такие, как в будущем. Они легко принимают смерть, но при этом ценят жизнь ближних, не страшась отдать свою. Готовы жертвовать собой для спасения других. Возможно, не все такие, но мои гвардейцы уж точно.
Когда мы седлали коней, к нам, мелко семеня, бежал низенький старичок с неухоженной седой бородой и причудливой шапкой. Не смотря на свой явно преклонный возраст двигался он весьма резво, явно боясь не успеть. Завидев его, я, глубоко вздохнув, приподнял руку, сигнализируя об остановке. Подбежав к нам, он снял свою шапку, оголяя редкую седину и, тяжело дыша, затараторил:
— Люди добрые! Куда ж вы собрались-то?
— А то не ведаешь? — Хмуро ответил я вопросом на вопрос.
— Да то мне вестимо. — Видимо, осознав неуместность своего вопроса замялся он. — Просьба у меня к тебе, господин.
— А ты кто сам будешь? — Вмешался в разговор Генрих.
— Так староста я. — Отозвался старик. — Когда тати эти набежали, я в усадьбе у барина схоронился. Но то не важно. — Он неопределённо махнул рукой. — Мы подсчитали: они ж десяток здоровых мужиков порубили!
— Соболезную, — Бесчувственно прервал его я, — А нам-то с этого что? Мы вон, — Я указал в сторону холмика с громадным крестом, — Тоже своего похоронили. А он дороже всех твоих холопов был. — Старик взглянул туда, куда я указал, тяжело сглотнул и ещё больше потупил взгляд.
— Да, я видел. Молодой был отрок. Жалко, конечно. — Повисла густая, как дёготь, пауза. — Я чего подошёл. У нас ртов полно, а кормить теперь уже некому. — Мы с Майером нахмурено переглянулись.