Майер не сомневался ни секунды. Он, славный германский рыцарь, присягнувший на верность великому воину, полководцу и правителю попросту не мог усомниться в своëм решении. Не отрывая взгляда от противника, он развернул коня лицом к врагу. Скакун, качнул головой, закованной в латы и, глубоко вздохнув, хладнокровно фыркнул, ударив по деревянному мосту подкованным копытом. Генрих достал небольшое полутораметровое копьё, прикрепленное к седлу, перехватил его хватом для удара и, легонько ударив шпорами своего коня, стал набирать скорость. Он не слышал ничего, что происходило вокруг. Ни пронзительных кличей мятежников, ни коротких команд сержантов и лейтенантов, которые в быстром темпе строили рядовых в оборону. Даже стук копыт его собственного коня для него приглушился и стал лишь монотонным сопровождением.
Мчавшийся впереди всадник оторвался достаточно далеко от второго, которого, вероятно, замедляла его экипировка. Он надеялся на проходе атаковать Майера копьем и даже уже отвел его в замахе назад. Однако Генрих, наученный десятками и сотнями тренировок с княжеской гвардией не намеревался вступать с первыми противником в ближний бой. Он одним молниеносным движением перехватил короткое копьё верхним хватом и, взяв глубокий замах, метнул его в направлении разъяренного мятежника. Непонятно почему, но глухой звук с каким сталь проникает в плоть, Генрих услышал отчетливо, несмотря на множество посторонних звуков. Всадник, скорчив удивленную и даже испуганную гримасу, буквально вылетел из седла и остался неподвижно лежать у края моста.
Второй, явно более опытный боец, не стал подгонять своего коня ещё сильнее, а напротив — замедлил ход, выходя на дощатый мост, как боксёр на ринг. Майер, не тратя ни секунды вынул из ножен шпагу и хладнокровным взглядом исподлобья стал буравить своего противника. Все в округе и в самом деле стихло. С обеих сторон люди не решались издать хоть звук. Но если от обученных тремя месяцами походов солдат этого можно было ожидать, то отребье, вставшее на другом берегу с открытыми ртами, непривычно для себя молчало и наблюдало за развернувшимся поединком.
На середине моста они встретились и, обменявшись парой ложных замахов, наконец зазвенели клинками в смертельном танце. Они закружились по кругу, обрушивая друг на друга град ударов. Сталь звенела, иногда высекала мелкие искры. Генрих, в отличие от помещика, наносил помимо рубящих ещё и колющие удары, из-за чего второму приходилось прерывать часть своих атак, с трудом отражая молниеносные уколы. Вскоре оба оппонента выдохлись и взаимно разорвали дистанцию, не спуская друг с друга пристальных взглядов и пытаясь найти слабое место в обороне.
Через несколько секунд передышки Генрих с помещиком вновь направили своих лошадей навстречу друг другу. Майер уже придумал, что будет делать: во время первой рубки наметанный глаз заметил появившиеся рубцы на сабле врага, вероятно сделанной из не самого качественного железа. Он также отметил и весьма простую схему, по которой проводил атаки поместный воин: две легкие атаки с одной стороны и одна сильная, опасная даже для закованного в неполную броню немецкого рыцаря. Составив в голове план следующего столкновения, Генрих предусмотрительно опустил шпагу ниже обычного, как бы предлагая бородатому мятежнику первому продолжить рубку.
И план сработал. Стоило им сойтись на дистанцию удара, как соперник Майера после короткого замаха нанес первый удар. Генрих едва успел поднять шпагу, отведя смертоносную сталь в сторону. Следом последовал вполне ожидаемый второй удар, который опытный немец отразил уже без проблем. И вот, когда помещик замахнулся для тяжелого рубящего удара, Генрих, вместо того, чтобы выставить простой блок, отвел шпагу немного назад, взял размах и ударил в противоход прямо по слабому месту вражеского клинка. Тот со звоном раскололся и обломок улетел в синюю глубину реки.
Так неожиданно обезоруженный помещик растерянно осмотрелся, пытаясь сообразить, что произошло. Эта секунда промедления стала для него роковой. Майер, не тратя ни мгновения лишнего времени коротким и быстрым уколом вогнал шпагу глубоко в грудь. Старого воина. Острие клинка без особых проблем разрушило звенья кольчуги и пронзило мягкую плоть. И только сейчас Генрих понял, что перестарался. Он попытался выдернуть свое оружие из обреченного на скорую погибель тела, но то не собиралось отдавать шпагу назад. Майер чувствовал, как скребется его клинок о ребра, сковавшие тонкое лезвие.
Он уже собирался попрощаться со своей полюбившейся шпагой, которую ему подарил сам государь, как вдруг казавшийся безнадежным трупом помещик схватил его мертвой хваткой за руку. Он смотрел на него ненавистным взглядом, харкал кровью и бессвязно хрипел, но руку не отпускал. Дистанция между ними сократилась ещё сильнее, а шпага по самую рукоятку вошла в тело, натянув кольчугу на спине воина.