– Итак, для начала. Александр Викторович Иванов. Вам знаком этот человек?
– Да…
Глава 17. «Срывая маски»
Как оказалось, Генрих не врал. По его словам в Новгород в ближайшие дни должны были прибыть его близкие родичи. Семья Майера, впрочем, как и многие другие в Европе, по его рассказам, представляла Россию холодной страной, населённой варварами и дикарями. В целом, это было ожидаемо. Ведь как таковых связей с западной Европой у России в данный период почти не было. Он очень порадовал меня новостью о том, что с собой они привезут все остатки некогда богатого поместья. Отец Генриха умер больше года назад, оставив на семью большие долги, с которыми они с трудом, но расплатились. Сам же Генрих отправился скитаться по Европе, пока наконец не обосновался в Новгороде. Он понял, что я нахожусь в не очень хорошем материальном положении и настоял на том, что безвозмездно поможет мне, как только у него появятся лишние средства. Это было весьма разумно с его стороны, ведь за последние недели он не раз смог убедиться в том, что под моими началом эти средства скорее всего приумножатся.
Уже не в первый раз появляюсь в поместье Майера, но всё никак не привыкну к его парадоксальной любви к чистоте и порядку. На фоне других дворов Новгорода его как будто бы перенесли сюда из деревни двадцать первого века. Да, к моему удивлению люди здесь совершенно не походили на представителей грязного средневековья. Частое мытьё здесь по прежнему было не в моде, но ещё больше осуждалось отсутствие гигиены вовсе. На фоне всех остальных его качеств я даже задумался, а не делим ли мы с ним одну судьбу попаданцев? Впрочем, эта гипотеза очень быстро растаяла под давлением массы противоречащих ей аргументов. У Генриха было отличное алиби, он искренне удивлялся всем мною внесённым новшествам и, в конце концов, давно узнал бы во мне гостя из будущего.
Сначала мы привычно болтали ни о чём. Потом речь зашла об увиденном на моём дворе. Генрих просил объяснить ему правила. Похоже, теперь словосочетание «заморская игра» для него имеет какое-то особенное значение. Мой немецкий друг проявил неслабый интерес к этому виду спорта. Через пол часа беззаботной беседы кто-то очень настойчиво стал ломиться в калитку. Мы с Генрихом синхронно подскочили, насторожившись. Как оказалось, это был какой-то церковный крестьянин. Он настойчиво просил меня явиться к отцу Афанасию. Вообще в Новгороде по мимо собора Святой Софии была как минимум ещё одна церковь, священником в которой и был ненавистный мне Афанасий. Его нездоровый интерес к моей персоне настораживал. Конечно, в последние дни он не показывался у меня на глазах. Однако в самом начале моего пути его люди то и дело мелькали подле меня. Меня это мягко говоря раздражало, но сделать я ничего не мог. Сейчас же он, по всей видимости, совсем в себя поверил, раз за мной послал. Я хотел в начале отказать этому оборванцу, представляющему русскую церковь. Однако быстро образумился. Нет, нельзя так. Не поймут здесь такой поступок. Ведь для людей здесь как? Ежели ты церковь не ходишь, значит тебе в ней душно, значит что? Правильно, значит в тебя бес вселился. И беса этого изгонять надо. Кровопусканием там, или ртутью. Ох уж это религиозное рвение! Делать нечего, нужно идти.
Как выяснилось, в последние дни Агафон был мягко говоря недееспособен. Он сильно заболел и сейчас валялся в крайне тяжёлом состоянии. Ну вот, ещё заразиться в этом древнем времени не хватало! Тогда точно можно писать завещание. Священник хотел поговорить со мной. Вот же поп! Решил и меня с собой утащить. Ну ладно, если кашлять мне в лицо не станет, как-нибудь переживу. Наверное… Я вошёл в маленькую комнатку с тусклым освещением. Здесь было как-то очень пусто и тесно, да к тому же пахло ладаном.
– Здравствуй, отче, – Решил я первым начать диалог, который, как надеялся, будет максимально быстрым и немногословным.
– И тебе не хворать, Александр, – Тихо и подавлено прохрипел он. Судя по всему это не простуда и не что-то вирусное. У старика просто стало что-то медленно отказывать. Ничего не поделаешь, человеческое тело не вечно, а он, похоже, и так прожил длинную жизнь. Хотя мне, откровенно говоря, его кончина казалась очень даже положительным событием. Как бы цинично это не звучало, сейчас, наверное, его жизнь была самым большим тормозом на пути моего становления в этом мире.