– А правила то вы уразумели? – Всё же решил поинтересоваться я.
– Ну так… Вроде да, – Нестройно ответили они, – Так ведь ты нам и не поведал о них.
– Это верно. – Хоть мне и казалось, что в них нет ничего сложного, я решил задать пару наводящих вопросов. Как оказалось, местные не такие уж и остолопы, какими я их себе представлял. Они поняли общую концепцию и некоторые детали, просто наблюдая за игрой и, наверняка, обмениваясь знаниями. Я, само собой, не стал включать в новую здесь игру такие сложные вещи, как условный офсайд. Тогда у них бы точно мозги вскипели бы.
Оставался нерешённым вопрос с местом. Небольшой «ринг» близ торговой площади даже близко не рассматривался мной в качестве поля для игры. Даже если максимально увеличить его размеры, что будет сделать не так уж и просто из-за весьма габаритных трибун, он всё равно был бы раза в два меньше нужного. Да и вообще, пожалуй, единственным в городе местом, где можно было бы без особых проблем и зрителей разместить и игровую зону не ограничивать, был мой по истине здоровенный участок. Конечно, где-то, скорее всего были поместья и по крупнее. Но почти вся их площадь в этот сезон, как правило, была засеяна. На вряд-ли кто-нибудь ещё мог позволить себе лишние четыре сотки земли, которые, в теории, могли кормить несколько человек. Значит, решено. Матч будет проведён на моём участке. Осталось только возвести простенькие трибуны на подобии тех, что стояли сейчас возле торговой площади. Только в отличие от них, эти будут не вокруг, а лишь с боковых сторон. И не в три яруса, а в два. Работы тут не много. Думаю, к завтрашнему вечеру ребята уложатся.
Раздав указания, отправился к Генриху. Точнее сказать, теперь уже в фамильное поместье Майеров. Вообще в последние дни я стал всё чаще захаживать к ним в гости. И дело вовсе не в том, что мне было приятно наблюдать за постоянным беснованием и презренными взглядами матери моего друга, которая, как и рассказывал сам Генрих, была отъявленной русофобкой. Объектом моих интересов в основном была Анна. Как оказалось, у нас с ней очень много общего. Она уже неплохо выражалась на русском языке, чему была очень недовольна её стервозная мать. Эта принципиальная женщина до сих пор говорила исключительно на немецком наречии и каждый раз, как в первый, смешно округляла глаза, когда я находил остроумный ответ её осуждениям на чистом арийском языке. В её голове не умещался факт того, что какой-то русский варвар выражался на родном для неё языке не хуже её самой. Анна же, хоть и являлся кровной дочерью, была полной противоположностью своей матери. Её честность, искренность и неподдельное милосердие даже к последнему холопу вызывало удивление даже у меня, человека, пожившему в двадцать первом веке. Генрих говорил, что она очень похожа на отца. Что ж, не удивлюсь, если и он был не от мира сего. Точнее сказать не от времени. Если раньше моему приходу в поместье Майеров радовался один лишь Майер-старший, то теперь схожие, пусть и хорошо скрываемые чувства выражала и Анна. К сожалению, я не мог поддержать разговора, когда речь заходила о современной литературе и классической музыке, коими так интересовалась юная девушка. Просто потому, что я не знал не то что их творчества, но даже имён. Однако мы с ней во многом сходились в мировоззрение и идеологии, из-за чего найти подходящую тему для разговора зачастую не составляло труда.
Следующим моим пунктом назначения стал дом Мстислава. Футбол хоть и имеет не очень сложные правила, но всё же на порядок сложнее известного всем мордобоя. Значит, людской массе следовало как-то втолковать, зачем это крепкие, здоровые телом и умом ребята, ногами кожаный мешок пинают. Единственным более или менее эффективным способ, который нашёл, были небольшие плакаты с прописанными простым и понятным языком пунктами. На моей памяти Мстислав был единственным человеком, в должной степени владеющим письмом и при этом заинтересованном в этом. И я не прогадал. Услышав заветное слово «ставки» он зарядился каким-то нечеловеческим энтузиазмом, питаемым, впрочем, чувством наживы, которого у него было не отнять. Уже через пол часа общими и основными правилами игры, названной мной теперь уже, наверное, официально ногомячом, было исписано пол дюжины крупных берестяных листов. Включить решил лишь самые основные пункты, такие как невозможность игры рукой, суть вратаря, цель игры и политику нарушений. И вот, передо мной лежало шесть шершавых листов, под завязку исписанных крупным убористым почерком.