Смерть был доволен своим остроумным ответом и даже немного подобрел, как показалось Аркадию Петровичу. По крайней мере, взгляд его несколько потеплел. Он продолжил:
– Нас можно найти, но нас нельзя понять до конца. Я проще, я ближе к людям, чем «светлые». Меня проще найти в каждом человеке, меня много в вашем мире, но… Очень мучает вопрос, почему в тебе нет меня? Во всех есть, а в тебе нет… Поэтому я и хочу взять твою душу в коллекцию. Я предлагаю небольшую сделку – ты отдаёшь жизнь, а я – рецепт спасения от болезни.
Аркадий Петрович взвесил все «за» и «против».
– Сколько у меня времени на обдумывание? – спросил он.
– Я же знаю, что ты не будешь обдумывать, ты уже согласен. Ради соблюдения приличий – два дня, – голос Смерти уже не был бесцветным, в нём чувствовались нотки волнения и уважения.
Смерть поднялся во весь свой рост, и Аркадий Петрович обомлел. Вместо молодого человека перед ним стояла высокая долговязая старуха, а может быть, старик. В складчатом балахоне с большим капюшоном, который в синем освещении был похож на покосившийся церковный купол, существо выглядело устрашающе. Во время их разговора те самые незаметные изменения превратили «тёмного собеседника» в обезличенное существо – седые клочья волос и редкие лоскутья кожи покрывали белые кости злобно скалящегося черепа с огромными пустыми глазницами. Смерть подкинула что-то в воздух: предмет походил на монету. Аркадий Петрович, машинально поймал монетку, и ужасная боль пронзила всё его тело…
8.
Лебедев проснулся от резкой горячей боли, оказалось, что во сне коснулся рукой раскалённой спирали обогревателя. Ожог был не очень большой, но рука сильно болела. Это плохо, без руки на работе ему нечего делать, калек там и без него достаточно.
Посмотрев на часы, Аркадий Петрович понял, что проспал всю ночь, сидя за рабочим столом. Этак он совсем с ума сойдёт от таких снов. Лучше уж спать по-человечески, в постели. Но не до постели сейчас, детей спасать надо.
Поднявшись, Лебедев прошёл к умывальнику. В зеркале увидел чужое лицо. Волосы совсем седые, морщины стали глубже, глаза в обрамлении чёрных кругов смотрели затравленно. Дошёл до ручки.
Приведя себя в порядок и залепив ладонь пластырем, Аркадий Петрович направился в палату, куда вчера перевели прооперированного пациента, Соколова Диму, шестилетнего ребёнка из Архангельско-Никольской школы-интерната. Мальчик запомнился Аркадию Петровичу тем, что спросил его перед операцией: «Можно ли съесть картошку и гамбургер из "Макдоналдса"?» Дима и его интернатские товарищи никогда не видели больших городов, а ребята просили по приезде после выздоровления рассказать о «Макдаке». «Ох, уж эти рекламщики, запудрят голову кому угодно», – подумал Аркадий Петрович и ответил: «Сейчас нет, но после лечения – обязательно».
А ещё Дима был очень похож на Максима. Лебедеву на мгновение даже показалось, что это его сын вернулся, чтобы ещё раз умереть.
«Вот ради кого я должен завершить проект», – эта мысль проносилась в голове профессора каждый раз, когда он видел очередного умирающего ребёнка. Но сейчас она означала несколько другое, новые чувства рождались в груди, до сего момента не проявлявшиеся, ещё не совсем понятные и неосознанные.
Подойдя к палате, профессор остановился, вспомнил свою семью, детей, коллег и то дерево, которое он посадил при открытии центра. Всё погибло. А то, что ещё держалось, продолжало погибать. Отогнав от себя эти мрачные мысли, Лебедев открыл дверь в палату и увидел, что вокруг Димы колдуют медсёстры и врачи.
– Он жив? – спросил Аркадий Петрович, входя в помещение.
– Да, – устало ответил врач, снимая с лица стерильную маску. – Но состояние его резко ухудшилось. Он в коматозном состоянии. Едва не умер, кое-как вытащили.
Врачи, которых взял на работу Лебедев, были профессионалы, других он не выбирал. Ребёнка вырвали из цепких лап смерти, но состояние оставалось крайне тяжёлым.
9.
Очень хорошо, что ребёнка привезли, когда болезнь только начала развиваться, а ведь это получилось абсолютно случайно, ошибка врача, благодаря которой у мальчика появились какие-то шансы на жизнь.