- Сколько стоит билет до Киева?
- У меня проезд бесплатный, - ответил Дима и скрылся в привокзальной толчее.
Вот это да! Кто бы мог подумать? такой тупой парнишка, перебивался в школе с двойки на тройку, а вон, куда его занесло. Прямо в столицу, не куда-нибудь. Везет же человеку.
В Жмеринке поезд всегда стоит около тридцати минут, и, в отличие от других станций, здесь можно отведать вкусного украинского борща прямо под навесом, на платформе. Я не мог позволить себе такой роскоши, потому что у меня остались копейки, ровно столько, чтоб добраться от вокзала до студенческого общежития на первом трамвае. Поэтому я сидел у окошка и глотал слюнки, а когда увидел Диму, уплетающего не только борщ, но и отбивную со свежей картошкой и помидорами, под навесом, разозлился.
" Да я же студент университета, переведен на третий курс. Я получаю высшее образование, а он только среднее и учится, небось, на одни тройки, а разница между нами, ну, не сравнима. Почему? Ну да ладно. Цыплят по осени считают. У меня будет диплом о высшем образовании, а высшее образование оно потому и высшее, что его можно получить только после среднего. Дима, после окончания своей школы, будет колхозным бригадиром и не больше, а передо мной откроются все дороги, появятся невиданные перспективы. У всех великих людей было высшее образование, и только Максим Горький ничего не заканчивал, да Сталин с начальным образованием страной правил, постоянно устраивая резню, но это - исключение".
Наконец, поезд двинулся дальше на юг. В купе было тихо, сонно, уютно и немного грустно. На двух верхних полках крепко спали пассажиры, слегка посапывая. Я достал книгу "Диалектический материализм", так как нам предстояло сдавать по нему экзамен в следующем семестре, но чтение не шло: одолевала дремота, да и то, что содержалось в этом бездарном учебнике для вузов, тянуло ко сну. Я отложил книгу, прилип к окну, любуясь лучами заходящего солнца и украинской равниной, с которой недавно убрали хлеба.
На второй полке над моей головой кто-то зашевелился, потом показалась голова девушки со смуглым лицом и выразительными голубыми глазами. Я понял, что она хочет спуститься, да стесняется, поскольку куцый халатик, прикрывающий запретные места, очутился у талии и шелковые трусики видны были невооруженным глазом, как говорится. Она отодвинула простынь и ее обнаженные стройные ноги, едва прикрытые куцым халатиком из тонкого дорогого материала, готовы были к прыжку. Какая-то чувственная волна полоснула по моим внутренностям и застряла в затылке, но я быстро справился с собой, и тут же выскочил в тамбур, долго стоял перед опущенным окном. Начинались сумерки, но воздух был все еще жарким и горячий струей бил в открытые окна. Я вернулся в купе и сел на свое место. Напротив сидела незнакомка, уплетая ветчину с хлебом и закусывая свежим огурцом.
- Приятного аппетита.
- Спасибо, - сказала она. - Только надо говорить хорошего аппетита, потому что аппетит может быть или хорошим или плохим.
- Обычно говорят: приятного аппетита, - сказал я.
- Вы, наверное, студент?
- Да. Я студент университета. А что, это очень заметно?
- Похоже.
- Чем?
- Уж больно худосочный, - сказала она и улыбнулась. - Присоединяйтесь.
- Спасибо, я сыт.
- Будет вам врать. Все студенты голодные, особенно приезжие, те, что живут в общежитии. Я хорошо знаю: сама была студенткой и не так давно. Многие мои сокурсники, из числа иногородних, получили не только диплом, но и язву желудка. В придачу к диплому.
- Плюс очки, - добавил я, протягивая руку к бутерброду с ветчиной. Я, безусловно, был голоден, как волк, и уже намеревался открывать свою банку с домашней тушенкой.
- Как вас зовут, если не секрет? - спросил я, глядя не в лицо собеседнице, а на золотой крестик, висевший на роскошной груди.
- Лена, - ответила дама не сразу и как бы нехотя.
- Павел, - сказал я.
- У тебя большие красивые глаза, Павел. Только ...что ты сейчас видишь, вернее, куда смотришь, скажи? - и она незаметно раздвинула полы халатика, откуда показались два тугих шара, не сдавленные лифчиком.
- О, какая красота, - сказал я, и весь залился краской. - Не мешало бы прикоснуться губами, хотя бы к одному из прелестных холмиков.
Ишь, чего захотел...котик.
Лена была в хорошем расположении духа. Она, видать, хорошо выспалась и, похоже, неплохо отдохнула в Моршино. Молодость и внешность убедили ее в собственной неотразимости и потому она так легко, так просто сходилась с людьми, особенно с теми, кто ей хоть чуточку нравился. Я почувствовал, что она нашла во мне что-то такое, какую-то изюминку, за которую она ухватилась, либо ее внутренний магнит активизировался, а я вдруг превратился в нечто состоящее из железных опилок и мимо воли тянулся к этому мощному магниту.
Она встала во весь свой рост, чтобы достать с полки косметичку, но замешкалась, а я сидя, пожирал глазами ее красивые ноги гораздо выше колен, фигуру, от которой исходил какой-то чувственный, дурманящий запах. Я так хотел обнять эти ножки, прижаться к ее животу, но с великим трудом сдержался от возможного, но необдуманного и поспешного шага. Я такое однажды видел в кино. Там парень поцеловал ножку выше колена, а дама, так похожа на Лену, пальчиками теребила его волосы на голове и все больше выгибалась, а когда он дошел до бедра, и вовсе потеряла равновесие...
Пока я раздумывал и решался на подвиг, Лена извлекла косметичку из-под подушки и села напротив, поставила на столик маленькое зеркальце, отражающие ее румяное личико и пышные губки.
Казалось, она любовалась своим лицом и роскошными слегка вывернутыми губами, а потом подкрашивала брови специальным карандашом. В это время я думал, что женщина - это самое прекрасное существо на земле, а я тоже счастлив...уже тем, что нахожусь рядом и смотрю, как плавно поднимается и опускается эта роскошная грудь. Природа наградила ее неисчерпаемым богатством и каким-то тайным источником энергии, способной вызывать у нас бурю всевозможных чувств и эмоций. Никто и ничто не может оставить в нашей душе такого глубокого шрама, как женщина и никто не может принести нам столько радости и долгожданного счастья, как женщина. Она святая и все, что в ней есть, и в особенности ее непредсказуемое поведение, способное повергнуть нас в неописуемый восторг, или сделать глубоко несчастным, подвергнуть сомнению, что жизнь это хорошо, это великолепно.
- Ну, как, я тебе нравлюсь? иди, посиди рядом со мной. Иди, иди, что ты такой стеснительный?
Я уселся так близко, что почувствовал жар ее бедра, а когда она положила ладошку на мою ногу гораздо выше колена, меня обуяла мелкая дрожь, и я, не зная, что делать, прилип к ее жарким губам. Ее губы сами раскрылись, а язычок, от которого исходил не только жар, но что-то еще сильное, могучее, парализующее мой мозг, пробрался глубоко до самого горла, но побыл там лишь несколько мгновений.
- Потом, потом, - шептала она, когда моя рука тоже стала скользить вдоль ее бедра. - Мы здесь не одни. Я так не могу. Я хочу, чтоб ты был моим, и ты будешь моим. Обязательно. Много ночей впереди. Ты почему-то мне сразу понравился. Мы живем с мамой вдвоем, у нас большая квартира в центре города, на улице Короленко,12. Запиши телефон. Приходи в воскресенье. Я сама тебя хочу, мой прелестный котик, я так соскучилась...о, ты уже в полном боевом. Бедненький, как он просится ...в меня. И какой он прелестный! И буянит. Молодчина. Но..., я лучше пойду спать. Не то, можем натворить, Бог знает чего, - и она крепко поцеловала меня в губы и пощекотала своим горячим язычком еще раз. Она, как кошка, прыгнула на вторую полку и вскоре заснула крепким сном.