Отвратительный, какой-то придушенный звук вырвался из горла Мадха. Агония. Ни доктор, ни маг уже не помогут.
Однако этот звук продолжался гораздо дольше, чем любой предсмертный хрип, который Хейну доводилось слышать, а уж лысый убийца слышал их столько, что мог бы дирижировать сочиненной из них симфонией. Со временем горловые звуки стали более разборчивыми, и Хейн сообразил, что это вовсе не предсмертные хрипы.
Мадх говорил.
Конечно, если это можно было назвать речью, слишком уж сильно раздававшиеся звуки отличались от имеющихся в любом языке, когда-либо слышанном Хейном. Поглощенный диковинным зрелищем, он смотрел, как сведенные лицевые мускулы Мадха медленно расслабляются. Веки маленького человека затрепетали и открылись, но взгляд все еще бессмысленно блуждал по комнате. Все слова теперь звучали громко и отчетливо, но от этого более понятными или хотя бы знакомыми они не стали. Голова Мадха медленно качнулась вперед, склонившись к чаше, стоявшей на полу.
В нее упало всего несколько капель крови, но они быстро распространились по поверхности, будто бы заражая чистую воду вокруг себя. Через несколько секунд содержимое чаши приобрело темно-алый цвет. По мере того как Мадх продолжал свою мучительную речь, где-то на дне чаши стали образовываться пузырьки, постепенно увеличивавшиеся в размерах. Вскоре вся поверхность бурлила, и жидкость едва не выплескивалась через край. Наконец Мадх произнес два слова, которые Хейн понял: "Бэрр Эстон". Взбаламученная жидкость мгновенно превратилась в темную гладкую поверхность. "Бэрр Эстон!" - яростно повторил Мадх, но ничего не произошло. Плечи человека сгорбились, а глаза вновь приобрели обычное проницательное выражение.
- Видишь, - сказал он, и его голос опять звучал совершенно естественно, - старик защищен. Каким-то образом он закрылся от моих поисков.
Хейн вдруг почувствовал, что пытается подавить внутреннюю дрожь. Сперва Тарем Селод, теперь Мадх... Наблюдая за чьей-то смертью, Хейн уже больше не рассчитывал вновь побеседовать с этим человеком. Легкая непринужденность Мадха страшно нервировала его, и Хейн решил, что лучше никогда не становиться мишенью поисков Мадха.
С другой стороны, Бэрр Эстон как-то сумел оградить себя от таинственных попыток Мадха его обнаружить.
- Я думал, что Эстон был министром разведки, - заметил Хейн, - а вовсе не магом.
- Он действительно не маг, - согласился Мадх, его рука медленно разжалась, и корень каханес снова упал в шкатулку. - Но у него, надо полагать, имеется по-настоящему могущественный помощник. Это гадание довольно дорогая штука, и от нее нелегко защититься. Но Эстон - жилистый старый черт, и придется затратить немало усилий, чтобы его обнаружить. Было бы гораздо проще взять Эша сегодня утром, когда никто этого не ожидал.
- Возможно, это и сейчас проще. Этот Эш, где он сейчас?
- Это совершенно не важно, - ответил Мадх. - Если допустить, что ты не убил его выстрелом из пращи, он очнулся рядом с мертвым коллегой. До сегодняшнего дня мы охотились только на отставных министров. Теперь, когда мы покусились на действующего, все силы Чалдиса будут брошены на защиту Совета. Я удивлюсь, если весь Национальный отдел таинственного не соберется, чтобы оградить членов Совета. - Мадх сделал паузу и нахмурился. - Боюсь, я ошибся в своих расчетах. Стоило нам протянуть руку к Совету, и они стали для нас недосягаемы. Как это ни сложно, мы должны найти Эстона.
- И как ты предполагаешь это сделать?
- Завтра утром я вплотную займусь его поисками, - пообещал маленький чужеземец.
Если бы Мадх потрудился сконцентрировать свою таинственную энергию на Тейлоре Эше, то смог бы обнаружить, что тот отнюдь не укрылся в какой-нибудь из цитаделей Совета, окруженный солдатами и магами, а скачет верхом, низко пригнувшись к шее Кристалла. Тейлор оставался на Ястребиных высотах ровно до того момента, когда стало ясно, что Амет Пейл не скоро придет в сознание. Похоже, он останется в живых, но вернется ли к нему здоровье, пока неясно. Эш сомневался, что человек, выдержавший такую пытку, может сохранить здравый рассудок.
По непонятной причине Тейлор ощущал себя обманутым. Он уже приготовился свершить возмездие, но убийца опередил его. Теперь сильнее чем когда-либо Тейлор чувствовал, что они с убийцей стали в некотором роде соперниками, стремящимися опередить друг друга в достижении одной и той же цели. Это была гонка, в которой Тейлор отчаянно хотел победить, но в нем росла уверенность, что он дал своему сопернику опасное преимущество.
Правда, нападение на Пейла поведало Тейлору о многом. Во-первых, это означало, что герцог Каладор избежал не только людей Пейла, но и рук таинственного убийцы. Во-вторых, вместо того чтобы преследовать Каладора, убийца предпочел изменить свою тактику и напасть на действующего министра. А из этого следовало сразу несколько выводов. Для начала здесь заключался намек на определенную ограниченность возможностей противника, то есть либо его силы сосредоточены в Прандисе, что мешало выследить герцога вдали от столицы, либо время поджимало и не позволяло устраивать длительную погоню. Более того, это совершенно недвусмысленно говорило Тейлору о том, что миссия убийцы завершена или почти завершена. Покушение на Пейла наверняка заставит Совет консолидировать все силы, а этого противнику следовало избегать до последней минуты.
Когда Кристалл застучал копытами по маленькому деревянному мостику в тихом предместье Прандиса, Тейлор попытался отрешиться от головной боли, в сотый раз занявшись арифметическими подсчетами. Элл, Лофт и его отец мертвы, что составляет ровно половину от целого. Пейл, хотя он, возможно, выживет, наверняка выдал свою Фразу. Убийца вряд ли затолкал бы ему в глотку монету, если бы ждал, что Пейл заговорит. Значит, четверо. Ситуация с Таремом Селодом оставалась неясной. На агентов Тейлора, охранявших чародея, напали, и это означает, что на старого мага тоже совершили покушение. С другой стороны, никаких тел найдено не было - ни Селода, ни убийцы. Возможно, экс-министра просто не было дома, хотя люди Тейлора клятвенно утверждали обратное. И все-таки, если старый волшебник был там, отчего общая схема нарушена? Почему нет тел? Не имея очевидного решения, Тейлор считал, что следует допустить самое худшее.