Лориаль моргнула, удивленная вопросом. Неужели эти его жалкие попытки прошлой ночью?.. Но еще и ожидать комплиментов - это уже верх лицемерия.
- Считается, что женщины становятся шлюхами... ну, по необходимости, продолжал Брент. - Что вы занимаетесь этим только до тех пор, пока не скопите достаточно, чтобы начать свое дело, найти мужа, стать респектабельной...
Респектабельной. До чего странно он произнес это слово. Лориаль натянула простыню до шеи, изумленная тем, как этот человек продолжал громоздить одну жестокость на другую.
- Тебе нравится быть шлюхой? - повторил он свой вопрос, и его голос звучал весьма настойчиво.
"А пошел он к дьяволу, - подумала Лориаль. - И Силена туда же, если он отправится жаловаться старой ведьме". Силена, конечно, могла до определенной степени отравить ей жизнь. Но, в конце концов, в Прандисе имелись другие бордели и другие мадам. А мужчины отличаются друг от друга только размерами кошелька.
- Нет, - ответила она негромко, но твердо, и ее голос в прохладном утреннем воздухе прозвучал неожиданно резко. - Нет, мне это вовсе не нравится.
Брови Брента чуть-чуть приподнялись, но Лориаль не поняла, что означает выражение его лица.
- Однажды ты можешь обнаружить, что тебе этого недостает, - сказал он. - Хотя такое и кажется сейчас невозможным. И не потому, что ты получаешь от этого удовольствие в данный момент, или будешь получать когда-либо, или с удовольствием станешь вспоминать о прежних днях. Просто нам часто недостает того, чем мы занимались безумно долго, настолько долго, что невозможным кажется все остальное.
С этим словами он ушел.
Дверь захлопнулась. Лориаль ощутила, как легкий порыв ветерка взметнул ее рыжие волосы. А затем она опять легла, спрятала голову под подушку и погрузилась в горестные размышления о тех деньгах, которые, должно быть, есть у Брента, несмотря на его простую одежду и грубые манеры, и которые позволили ему вот так вылететь из комнаты, оставив ее одну, в холодной постели, еще на несколько бессонных часов.
Брент покинул хорошо знакомые коридор, куда выходили двери спален, и наполненный произведениями искусства холл и, преодолев череду узких проходов, оказался в задней части здания. Люди его профессии быстро развивали в себе определенное архитектурное чутье, позволявшее им видеть расположение внутренних комнат относительно наружных стен. Для вора наличие или отсутствие этого навыка часто определяло разницу между богатством и тюремной решеткой.
Брент удивился, до чего легко, оказывается, вернуться на старую наезженную колею. И, как ни странно, сейчас он ощущал себя гораздо лучше, чем когда зря растрачивал свои дни в каменном особняке, корпя над финансовыми отчетами служащих. Однако лучше - это еще не означает, что хорошо.
Он открыл дверь в маленькую кладовую, где хранилось белье, мыло и прочие самые разнообразные предметы, без которых нельзя было обойтись в той конкретной области торговли, коей занималась Силена, и шагнул к небольшому окну в дальней стене. В поле зрения никого не было. Окно открылось почти бесшумно, и Брент начал протискиваться наружу. Прошло много лет с тех пор, как ему приходилось тайком уходить от женщины, и еще больше лет с тех пор, как он должен был скрываться с места преступления, поэтому Брент весьма осторожно спускался по, казалось бы, совершенно гладкой стене из песчаника. Но, несмотря на прошедшие годы, кончики его пальцев помнили, как нащупывать трещины в камнях, а тело безошибочно находило точки опоры, и через несколько секунд Брент уже находился в саду. Он помедлил, стоя между скамьями и рододендронами, прикидывая, как ему поступить.
Он почему-то не сомневался, что Елена Имбресс по-прежнему ожидает его на газоне перед парадным входом, неподвижная, словно статуя. Брент полностью отдавал себе отчет в том, что именно Имбресс является причиной его все ухудшавшегося настроения. Уж слишком открыто она презирала его и как вора, и как промышленника. Брент подозревал, что он и сам где-то в глубине души разделяет ее мнение, и в этом-то заключалась основная проблема. Бывший взломщик понимал, когда дело с расследованием убийств завершится, он просто не сможет продолжать уединенную жизнь в своем особняке. Равно как не получится вновь вернуться к шпионской деятельности. Открывать чужие секреты по-прежнему казалось весьма заманчивым, но вот содержание этих секретов... В его подвале и так уже было замуровано достаточно папок, достаточно зла и беззакония.
Брент вздохнул и задумчиво посмотрел на конюшни. Невозможно вывести лошадь так, чтобы Имбресс не догадалась о его очередной попытке сбежать, если, конечно, она все еще караулит его, поэтому он оставил животное в подарок Силене и скользнул в беседку за домом. До его поместья оставалось не меньше десяти миль, а пешком это добрых три часа. Но поскольку Брент шел один, ему не нужно было торопиться.
Склонившись над большим оловянным корытом для стирки, Масия напевала мотив, который слышала от своей матери, когда та стирала одежду. Тонкая хлопчатобумажная ткань ее платья не мешала Карну наблюдать за игрой ее мышц, он с восхищением смотрел на напряженную линию шеи, казавшуюся сейчас особенно беззащитной, поскольку обычно закрывавшие ее густые каштановые волосы были стянуты в тугой узел на затылке. Дом Эстона подождет, решил он, по крайней мере какое-то время. Он тихо пересек комнату и остановился в нескольких дюймах позади Масии, вдыхая умиротворяющую смесь запахов: мыла от постиранного белья и хны от ее волос. Внезапно он резко обнял ее и крепко прижал к себе.
Масия вскрикнула и, отпрянув, выплеснула воду из корыта на свои фартук и платье. Затем она узнала огромные волосатые руки, обхватившие ее, и изогнулась в объятиях Карна.
Он наклонился к ее губам, но был награжден лишь очень легким поцелуем. Больше того, Масия уперлась обеими руками ему в грудь и твердо отодвинула своего возлюбленного.
- Я же просила не отвлекать меня во время работы, - упрекнула она его и, хмурясь, взглянула на дорожку мыльной пены, поднимавшуюся от пальцев до локтей. - Только посмотри на меня.
Бросив острый взгляд на Карна, она взяла полотенце и промокнула мокрое пятно, расползавшееся по животу.
- Безнадежно, - пробормотала она, бросая полотенце на стол. - Мне придется переодеваться.