Она молча наблюдала за тем, как Карн начал методично одеваться. Закончив, он повернулся к столу и собрал посуду, стараясь по возможности тише опустить ее в оловянную лоханку, стоявшую на столе. Масия повернулась и вздохнула.
— Оставь посуду, — нежно попросила она.
Карн улыбнулся ей, но продолжил окунать тарелки в воду, отчищать, вытирать и аккуратно ставить в шкафчик над столом. Для него это был способ продемонстрировать уважение. Масии никак не удавалось убедить его не обращать внимание на грязную посуду, оставить перевернутые винные бутылки возле камина или позволить носку лежать покинутым возле стула. И потому, как и каждое утро после его очередного визита, она просыпалась, не найдя ни малейшего следа того, что он когда-либо был здесь. Кроме боли в груди.
— Останься, — прошептала она, почти сожалея о выражении безысходной тоски, промелькнувшем в его глазах.
— Ты знаешь, я не могу. Мы обсуждали это.
— Назад к своей пуховой перине в огромном особняке? — лукаво улыбнулась она.
— Назад к Бренту, — поправил Карн. Он оглядел жалкую лачугу, состоявшую из одной комнаты. Там и здесь из-под облупившейся штукатурки торчали кирпичи. Он мечтал обустроить дом или совсем переселить ее, но Масия не хотела принимать его «благотворительность».
— Ты знаешь, я отказался бы от особняка, чтобы остаться здесь, возле тебя.
— Но только Брент зачахнет и погибнет без тебя? — спросила она, и в ее голосе послышалась горечь. — Он заползет под кровать и никогда не выберется обратно? Или иссохнет так, что порыв ветра закинет его в дальние края?
Она встала и, подойдя сзади к Карну, нежно прижалась к нему.
— Я никогда не пойму, что связывает тебя с ним, — пробормотала она, наслаждаясь запахом его кожи.
Карн и сам не был уверен, что понимает, в чем тут дело, и не только с точки зрения здравого смысла, который имела в виду Масия. Узы, связывавшие его с Брентом, являлись таинственным результатом тектонических изменений длиной в десятилетия, а не тем, что можно объяснить словами.
— Масия, это складывалось в течение многих лет. И многих жизней. Мой долг ему — а его мне — больше, чем способны представить все его счетоводы со всеми их счетами и гроссбухами.
— Итак, ты остаешься с ним из-за какого-то глупого долга?
— Не долга, — мягко поправил Карп. — Дружбы. Мы — друзья, и он нуждается во мне.
Масия развернула Карна и мягко обхватила ладонями его лицо.
— Я тоже нуждаюсь в тебе.
— Тогда перебирайся жить ко мне, — ответил он не в первый раз. Этот разговор превратился в своеобразный ритуал, который непременно предварял каждое их расставание.
Масия оторвалась от него и отодвинула лохань с грязной водой на дальний конец стола.
— Я простая женщина, любовь моя, и не гожусь для особняка. Я не буду знать, что там делать, если только в одной руке у меня не окажется ведро, а в другой — щетка.
Карн печально улыбнулся, легонько проведя пальцем по ее подбородку.
— Значит, нам следует подождать еще немножко.
Но, как и прежде, Карн не знал, чего же они ждали.
Начались выходные, и, подобно многим одиноким женщинам в Прандисе, Елена Имбресс искала мужчину. Она глубоко затянулась сигаретой, которую только что свернула, и проследила за тем, как дым поднимается в темное небо. В целом она полагала, что мужчины столь же надежны, как дым, и, исходя из ее опыта, имеют тенденцию держаться рядом столь же долго. Но в эту единственную ночь Елена признала свое сходство с другими женщинами Прандиса. «Действительно, — подумала она с улыбкой, — я ведь тоже вышла на охоту за мужчиной». Теперь началось преследование согласно классическим традициям прандианок.
Однако, надо признать, большинство ночных охотниц не пользуется арбалетом.
Елена сделала еще одну затяжку, нахмурилась и погасила сигарету о терракотовую черепицу крыши. Она начала курить еще девочкой, но, честно говоря, табак не так уж сильно ей нравился. Просто сигареты стали одним из множества способов доведения до бешенства отца, преуспевающего торговца полотном в северном городишке Этоне. Ламан Имбресс считал своих двух дочерей достойным украшением прекрасно обустроенного быта, чем-то вроде дополнения к дорогой обстановке. Но если сестра Елены чувствовала себя в этой роли комфортно, то сама Елена направила все свои усилия на то, чтобы раздражать отца, — носила мужскую одежду, охотилась, сквернословила и курила. Теперь, через пятнадцать лет после того как она покинула дом, от ее детства осталась только эта привычка.
Желтая кирпичная стена здания на три фута поднималась над плоской черепичной крышей, образуя невысокий парапет. Елена встала на четвереньки и осторожно выглянула вниз. Прямо под ней расстилалось широкое пространство улицы Менял, торговый бульвар, ведущий от Башни Совета к западным окраинам. Поскольку на ней располагались главным образом банки и конторы, улица Менял по ночам была не самым оживленным местом. Елена не увидела никого, кто мог бы прийти на помощь одинокому прохожему в твидовом пиджаке, медленно бредущему к западу. Этот человек принадлежал ей.
Она опустилась назад под прикрытие парапета и еще раз осмотрела арбалеты. Елена взяла с собой на всякий случай два, поскольку на перезарядку уходило слишком много времени. Двух выстрелов будет более чем достаточно. На самом деле, исходя из ее опыта, двух даже слишком много. Брент Каррельян оказался ничем не примечательным старым дельцом, невзирая на передаваемые шепотом слухи о его прошлом. Мужчина не был ни интересным, ни важным, и, безусловно, не было причин тратить полночи, крадучись пробираясь по аллеям и крышам. Но приказ есть приказ, и после неприятностей последних двух недель Елене меньше всего хотелось бунтовать.
Она проверила состояние арбалетов, поместив каждый так, чтобы до него с легкостью можно было дотянуться за доли секунды. Прижавшись спиной к прохладным кирпичам, едва дыша, она ловила поднимавшиеся к ней звуки. Издали доносились обрывки мелодий и взрывы смеха, но ничего с улицы Менял. Либо у Каррельяна были ботинки на очень мягкой подошве, либо он передвигался бесшумно, как кошка. Ей хотелось выглянуть, но она напомнила себе, что следует запастись терпением. Человек прогуливался, убивая время. Она прикрыла глаза и ждала, считая каждый толчок крови, пульсирующей в ушах.
Наконец Елена различила мягкие шаги, чуть слышные на вымощенной булыжником мостовой. Осторожно приподнявшись над парапетом, она увидела Каррельяна почти прямо под собой. Она подумала, что он действительно передвигается, как кот. Не выгляни в эту минуту, она запросто могла бы пропустить его. Но Каррельян был там, тридцатью футами ниже нее, без всякого прикрытия.
Елене случалось стрелять в оленей, продиравшихся через густой лес, с расстояния в десять раз большего. Так что этот выстрел казался слишком легким, можно сказать, неспортивным. «Если в этом и заключается вся работа снайперов, — удивлялась Елена, — как только им удается сохранять чувство собственного достоинства?»
Каррельян не спеша удалялся, и это заставило Елену сосредоточить все внимание на своей цели. Она прижала основание арбалета к плечу и, тщательно прицелившись, осторожно нажала на спусковой крючок. Итак, вечернее развлечение наконец началось.
Это случилось на пути домой — резкий щелчок по булыжной мостовой улицы Менял, как раз позади него. Брент обернулся и увидел обломки арбалетной стрелы всего в футе позади себя. На мгновение он застыл на месте, но добился этим только того, что дал лучнику возможность прицелиться получше. Едва в воздухе послышался свистящий звук, как Брент тут же метнулся в сторону. Одновременно раздался новый резкий щелчок.
Всего в нескольких ярдах дальше от улицы отходил переулок, и Каррельян изо всех сил рванул туда. Брент знал, что если снайпер не один, ему никогда не преодолеть небольшое расстояние. Но если его убийца вынужден перезаряжать арбалет…
Третья стрела ударилась в кирпичную стену слева, всего в футе от него, но он уже повернул за угол и припустил по заваленному отбросами переулку. Он лавировал между кучами мусора и обломками мебели, прятавшимися в темноте. Новых выстрелов больше не последовало, не было слышно и звуков погони. Лучник находился на крыше — прекрасная позиция для снайпера, если его выстрелы попали в цель. Но Бренту повезло: когда снайпер на крыше промахивается, у него становится крайне мало шансов добраться до своей жертвы.