— Мы не сможем долго держать ее на весу, — предупредил старый министр Карна. — Поэтому, как только мы приподнимем ее, вы должны выползать как можно скорее, слышите?
Лицо Карна нервно дернулось, и он повернулся к Бренту.
— Я не уверен, что смогу ползти. Я… — Он глубоко вздохнул и закончил: — Я не могу двигать ногами. Брент, я совсем не чувствую их.
Каррельян отвернулся, его лицо исказили чувства, которые Карну не следовало видеть. Он скрипнул зубами.
— Я должен был убить его. Я должен был…
Но затем Брент вспомнил, что, когда он появился, в комнате находились три человека: Карн, убийца и Бэрр Эстон. До него вдруг дошло, что имелся еще один вариант…
— Кто это сделал? — спросил он тихим напряженным голосом. — Это тот лысый ублюдок покалечил тебя… — Брент медленно повернулся к Эстону и его голос угрожающе зазвенел: — Или?..
— Убийца, — резко ответил Карн, не вполне понимая, зачем он солгал. Но ему почему-то показалось важным, чтобы Брент не узнал правды.
— Это пустой разговор, — перебил их Эстон. — К тому же чем дольше мы ждем, тем больше вреда это приносит спине вашего друга. — Он странно взглянул на Карна. — Если вы не можете пользоваться ногами, просто подтягивайтесь на руках. Это у вас получится?
Карн кивнул, и Брент с Эстоном снова низко наклонились над статуей, обхватив ее голову и шею. Они напряглись и вместе потащили вверх упрямый камень. Брент вновь ощутил, как протестуют его мускулы, понуждаемые работать на пределе своих возможностей. Но старый жилистый Эстон добавил как раз то, чего не хватало бывшему шпиону, чтобы победить тяжеленную статую, и тут наконец она неохотно приподнялась на несколько дюймов над спиной Карна. Старый вор немедленно прижал ладони к гладкому полу и подтянулся вперед.
— Скорей! — прошипел Брент сквозь сжатые зубы, жилы на его шее вздулись от напряжения.
Карн старался изо всех сил. Он слышал затрудненное дыхание мужчин и пытался действовать быстрее, но на слишком гладком полу его рукам не за что было уцепиться. Миновала долгая, напряженная минута, прежде чем его ноги выскользнули из-под статуи. В тот же момент Брент и Эстон выпустили из рук камень и отскочили назад. Без амортизирующей подушки человеческого тела древняя глыба рухнула на пол, расколовшись на зазубренные осколки, брызнувшие в разные стороны.
— Ты в порядке? — спросил Брент, все еще тяжело дыша.
Карн только кивнул, хотя сам был уверен в обратном. У него еще оставалась глупая надежда, что ноги потеряли чувствительность из-за веса каменной статуи. Теперь вес убрали, но ноги по-прежнему оставались мертвыми. Ему не помогут ни деньги, ни все его влияние — на земле не существовало целителя, который смог бы вернуть ему былую подвижность.
— Давай-ка перевернем тебя, — предложил Брент.
Не дожидаясь помощи, Карн тяжело перевернулся, и его ноги повернулись вместе с туловищем, словно громоздкий, нелепый хвост. Он смотрел на свои безвольно лежащие ступни, навсегда потерявшие чувствительность, и думал о том, что они уже никогда не смогут ощутить ни прохладной свежести воды, ни мягкого ворса ковров, ни… — ничего.
— Так лучше? — спросил Брент.
Карн приподнялся на локтях.
— Со мной все будет в порядке, — тихо сказал он.
— Хорошо, — вмешался Эстон. — Тогда надо отправляться за убийцей. Информация, которую он украл в течение одного месяца, господин Каррельян, стоит в тысячу раз больше, чем все небольшие секреты, которые вам удалось собрать за всю вашу жизнь. Нам необходимо срочно изловить его.
Но едва старый министр повернулся к выходу, как Брент довольно грубо схватил его за руку.
— Если нам что-нибудь и необходимо сделать, — заявил он, и в его голосе прозвенели стальные нотки, — так это дать некоторые объяснения.
Глава 13
Северо-западная башня императорского дворца была предназначена исключительно для принцессы. Она поднималась на семьдесят футов над основной частью здания и представляла собой сужающийся цилиндр, украшенный арабесками из бежевого и розового камня. На верхнем этаже этой башни Киринфа устроила небольшую гостиную. Она была обставлена очень скромно: всего несколько кресел и маленький круглый столик. Киринфа любила эту комнату, потому что из нее открывался потрясающий вид на залив, а города почти не было видно. Сегодня, как, впрочем, и во многие другие дни, она не желала смотреть на Тирсус, правда, сейчас она не хотела и сосредоточиться на своем ежедневном уроке, служившем удобным поводом, чтобы прийти в эту комнату.
— Они все еще требуют войны, — весьма раздраженно заметила юная принцесса. — С чего они взяли, что за смертью Найджера стоит Чалдис, я не понимаю. Крассус и Найджер ненавидели друг друга годами, но до сего момента никто не обвинял Крассуса в измене.
Конечно, до недавнего времени Крассус никого и не убивал.
Киринфа вновь обратилась мыслями к той речи, которую ее отец произнес перед толпой вчера днем. Старик стоял на северном балконе дворца — народу, собравшемуся внизу на площади, монарх казался крошечной точкой. Если бы не магическая помощь Холоакхана, жители Тирсуса не услышали бы ни слова из того, что он говорил. Как выяснилось, это вполне могло оказаться к лучшему.
Горожане пришли к императорскому дворцу вовсе не для того, чтобы требовать объявления войны или отставки Крассуса, хотя, конечно, как-то решать этот вопрос было необходимо. Они хотели одного — определенности, монаршего указа, объясняющего, какого образа мыслей следует придерживаться. Император Маллиох вместо этого напомнил им, что, в то время как все, безусловно, скорбят об утрате парфа Найджера и никто не обязан проявлять любовь к тану Крассусу, тан все равно остается таном и Индор — Индором. И пока это так, нужно чтить святой ритуал дуэли.
А затем Маллиох просто повернулся и ушел.
Толпа не расходилась еще какое-то время, пытаясь переварить неожиданную речь Маллиоха. Так продал Крассус что-то Чалдису или нет? Если он не предатель, почему бы императору так прямо и не заявить? Но если Крассус предал их, они что ж, должны продолжать кормить змею, которую пригрели на своей груди, и за его преступления не последует никакого возмездия?.. Медленно с тяжелым осадком в душе жители Тирсуса разошлись. Вместо того чтобы положить конец недовольству, слухам, ропоту, речь императора только подогрела их.
Но принцесса не могла постичь ни причин, ни глубины их недовольства.
— Почему они считают, что здесь кроется нечто большее, чем просто дуэль?
Сидя напротив Киринфы в густой тени, которая дарила приятную прохладу его старой коже, Холоакхан пошевелился в своих роскошных одеждах. Его глаза, полускрытые под лохматыми седыми бровями, насмешливо поглядывали на принцессу.
— Нетипично для представителя вашей семьи размышлять о том, что и почему думают граждане Индора. Мне кажется, дорогая принцесса, это нездоровое занятие. Уж конечно, ни ваш отец, ни ваш брат ни капельки не заботятся об общественном мнении. Такое безразличие, в конце концов, и является основным преимуществом наследственной монархии, до тех пор пока вы входите в число наследственных монархов.
Киринфа пристально вгляделась в лицо своего пожилого наставника, и уголки ее губ опустились. Холоакхан сегодня впал в особое настроение, крайне затруднявшее общение, — умудренного опытом старца. В последнее время он слишком часто впадал в подобное настроение, и одного этого уже было вполне достаточно, чтобы обеспокоить принцессу. Она по опыту знала, старый волшебник начинал разговаривать циничными сентенциями, когда дела шли так, что он предпочитал скрывать от нее их истинное положение. Но юной принцессе Индора быстро надоело быть просто украшением царствующей семьи Джурин. Эта тяжелая работа не допускала даже мысли о возможности каких бы то ни было приключений, и улучшения ситуации не предвиделось. Именно по этой причине она впервые обратилась к Холоакхану с просьбой обучить ее искусству магии.
По крайней мере, это была одна из причин.
Киринфа откинулась на спинку кресла, накручивая на палец прядь роскошных каштановых волос. Она могла по праву гордиться ими. Согласно индорской традиции, благородные женщины были обязаны носить как можно более длинные прически, и волосы Киринфы каскадом спадали гораздо ниже поясницы. Это была ее привычка — накручивать прядь на палец, когда ее что-то тревожило, — привычка такая же давняя, подумал Холоакхан, как задавать вопросы о политике, однако игра с собственными локонами и отдаленно не была такой опасной.