Внезапно ее охватило желание узнать больше, увидеть, чем ее брат занят в этот самый момент. Она научилась у Холоакхана не очень многим практическим заклинаниям — способами творить магию было мучительно трудно овладеть, — но в ее распоряжении имелись средства для выполнения этой конкретной задачи. На тумбочке рядом с кроватью лежало маленькое зеркало с серебряной ручкой. Она схватила его и положила рядом с собой на постель, затем достала из ящика тумбочки длинную шпильку для волос, украшенную жемчугом. Она воткнула острие шпильки в подушечку пальца и крепко надавила, одна яркая капля крови, словно бусинка, упала на зеркало. Заматывая палец платком, Киринфа принялась напевать тихую мелодию. От усилий, необходимых для работы с магией, принцесса побледнела, ее брови сошлись над переносицей, а длинные пальцы сжались в кулаки. Заклинание ясновидения было простым, но оно все равно требовало от своего творца максимального напряжения. И даже в этом случае, если Кланнох отдалится от той комнаты, где он произносил свою высокопарную речь, заклинание не сработает. На самом деле ясновидение Киринфы распространялось на весьма ограниченное расстояние. Не думая о возможной неудаче, она сконцентрировала все свое воображение на фигуре брата. Принцесса продолжала петь, по телу побежали мурашки. Голубой шелк платья покрылся в нескольких местах темными пятнами пота.
Вдруг капелька крови на зеркале задвигалась. Она откатилась примерно на дюйм, остановилась, а затем покатилась в обратном направлении. Куда бы ни двигалась капля, за ней оставался след в виде цветной дорожки, словно каждое ее движение стирало отражающий слой с зеркальной глади, открывая взору удивительную многоцветную поверхность.
Тихий шипящий звук достиг ушей Киринфы, а затем над зеркалом поднялась тонкая струйка дыма, кровь начала нагреваться. Движения маленькой капельки стали более беспорядочными, теперь она быстро каталась по зеркалу, скользя по его полированной поверхности до тех пор, пока не ударялась о серебряную рамку и не отскакивала в противоположном направлении. Отражение лица Киринфы вскоре было во многих местах перечеркнуто яркими цветными линиями. Через несколько мгновений оно почти полностью исчезло. Капля еще продолжала свое хаотичное движение по стеклу, а случайные точки уже начали соединяться, превращая отдельные цветовые пятна в законченные образы. Сцена приобрела отчетливость, и наконец Киринфа смогла рассмотреть фигуру брата. Он опять стоял спиной к ней.
Еще через несколько секунд вся поверхность зеркала превратилась в единую овальную картинку, а капля крови совершенно испарилась. Теперь, хотя и очень слабо, Киринфа могла различить и голос, но он принадлежал не принцу Кланноху.
— Найджер мертв, и новый парф должен быть помазан. Такова традиция.
Низкий хриплый голос принадлежал ее отцу. Киринфа сосредоточила всю свою волю, и фигура ее брата стала медленно уменьшаться. Она попыталась охватить своим мысленным взором большее пространство и вскоре поняла, что брат стоит в отцовском зале для аудиенций, не в том парадном тронном зале, который использовался только для официальных церемоний, но в гораздо меньшем помещении, где Маллиох ежедневно вершил дела Империи. Правитель сидел в огромном дубовом кресле, обложенный искусно вышитыми подушками. Его крепкое старое тело было облачено в бархатные одеяния, а на голове виднелась простая золотая корона в виде обруча. Император задумчиво поглаживал короткую седую бородку, глядя на сына.
Кланнох стоял у дальнего конца длинного деревянного стола, заваленного картами, документами и отчетами. Толпа советников и слуг суетилась тут же, подсовывая разные бумаги, но многие из них наблюдали за разговором с нескрываемым интересом. Киринфа поняла, что аудиенция была публичной; она вполне могла спуститься вниз и войти в зал, сэкономив таким образом и усилия, затраченные на сотворение заклинания, и капельку крови из своего нежного пальца. Но она внимательно всматривалась в изображение, не желая отказаться от заклинания теперь, когда она уже сотворила его.
— Тебе не следовало бы покидать Тирсус, — предупредил Кланнох, Найджер погиб из-за вероломства Чалдиса…
— Он погиб на поединке чести, вызов был сделан по всем правилам и так же принят. Просто позор, что Найджер не смог победить и что не Крассуса похоронили в тот день…
— Земля слишком благородна, чтобы принять такую ужасную ношу! — рявкнул Кланнох в ответ. — Крассус, эта чалдианская болонка, должен быть казнен, а тело повешено на дереве, чтобы его сожрали стервятники.
Глаза старого монарха сузились.
— Я не ожидаю от тебя, чтобы ты разделял взгляды Крассуса, — загрохотал Маллиох. — Но роль правителя заключается в том, чтобы укреплять закон. Без закона мы потеряем все.
— Ты и есть закон, — горячо возразил Кланнох.
— Да, — согласился Маллиох, хитро улыбаясь. — Я и есть закон. И пока я и он представляем единое целое, мне будут повиноваться. Если бы Крассус обманом убил Наджера, его бы казнили во имя правосудия. Но дуэль, которая проходила честно, по всем правилам и при множестве свидетелей, не заслуживает наказания, иначе это станет насмешкой над нашими освященными веками традициями. И одной из таких традиций, мой дорогой сын, является помазание Императором новых парфов. Я без промедления отправлюсь в Агинат, чтобы совершить обряд помазания Гараджера и он мог стать полноправным хозяином своих земель, все произойдет так, как происходило веками.
— А я по-прежнему утверждаю, что тебе опасно сейчас покидать Тирсус. Чалдису ничто бы не доставило большего удовольствия, чем возможность лишить тебя жизни.
Киринфа резко втянула в себя воздух. Всего несколько минут назад она была уверена, что Кланнох ждет не дождется смерти отца. Откуда эта внезапная озабоченность? Может быть, он пожалел о своих словах, сказанных в пылу ссоры? Или, вероятней, рассуждала Киринфа, он маневрирует, двигаясь к какой-то таинственной цели.
Но Маллиох сделал небрежный жест, отметая замечание сына.
— Если я не могу покинуть столицу, значит, я уже не монарх и можно считать, что Чалдис без боя завоевал нашу страну. — Затем старик хитро улыбнулся и откинулся на спинку кресла. — Но чего бы от меня хотел ты, мой сын?
— Я бы хотел, чтобы ты оставался здесь, в безопасности.
— И Гараджер не стал парфом?
— Я могу поехать вместо тебя и совершить ритуал от твоего имени. А во время своего пребывания там я бы поговорил с народом Агината.
— Поговорил бы с ними о чем?..
Кланнох оперся кулаками о прочный деревянный стол и наклонился вперед.
— Я бы поговорил с ними о Чалдисе и о вероломстве, которое привело к смерти парфа Найджера. Я бы поговорил с ними о войне.
Изображение в зеркале бешено закружилось, когда Киринфа услышала слова брата. Ей потребовалось собрать в кулак всю свою волю, чтобы стабилизировать видение.
Маллиох выпрямился в кресле, и теперь она могла видеть очертания его все еще крепкого тела, которое обычно скрывалось в традиционно просторных бархатных одеяниях. Он резко ответил сыну:
— Для войны нет никакой причины.
Кланнох широко раскинул руки, словно нужно было только взглянуть хорошенько, чтобы увидеть множество причин.
— Они стягивают войска на границе вдоль Циррана…
— Но и мы мобилизуем свои войска, — резко отозвался Маллиох. — Я больше знаю о действиях Чалдиса, чем ты, мой сын, — войны не будет. Пока не будет. — Монарх снова откинулся на спинку кресла и вновь хитро улыбнулся. А ты, Сардос? Что скажешь ты об этих злых временах?
Киринфа с удивлением сообразила, что она до сих пор не распространила свой магический взгляд на все помещение. Изображение Кланноха и Маллиоха немного уменьшилось, и в зеркале стала видна вся комната. Там, в углу у камина, возвышаясь над всеми остальными мужчинами, стоял Сардос. Он слегка склонил голову в знак того, что высоко ценит милость монарха, позволившего ему высказать свое мнение.