Прежде Кьёрнвинд никогда не встречал никого из Мечей короля. О них ходили разные слухи: поговаривали, что они могут двигаться так быстро, что обычный человек их даже не заметит, и что их оружие сделано из какого-то особенного материала, который никогда не ломался и не тупился, и что во владении клинками им не было равных. Кьёрнвинд не знал, правда это или вымысел, и никакого желания проверять у него не было.
Говорил Нагренмелл редко, в основном – когда требовалось отдать какую-то команду. Ну или осадить кого-то из подчинённых. Когда в одной из деревень отряд остановился в трактире, один из солдат, – кажется, Сенвиг, – ущипнул проходящую девушку за задницу. Девчушка, работающая подавальщицей, зарделась и попыталась уйти, но Сенвиг имел на неё другие планы. Схватив её за талию, он притянул её к себе и силой усадил на колени, принявшись пьяно объяснять, что ей пора познакомиться с настоящим мужиком. Тогда-то это и произошло.
– Отпусти девушку и извинись, – ровным, как замерзшее озеро, голосом потребовал Нагренмелл.
– Что? – пьяные глаза Сенвига с трудом сфокусировались на источнике звука. – А, командир. Да ладно тебе, девчонке полезно будет, да и я…
Он осёкся. Нагренмелл встал, не отводя своего жуткого взгляда от Сенвига. Солдат смотрел на него, словно зачарованный. Длиннопалая рука Нагренмелла опустилась к поясу и сжалась на рукояти гладиса.
Их с Сенвигом разделяло около трех футов – расстояние слишком большое, чтобы Нагренмелл смог дотянуться до него коротким мечом, – но в ту секунду, когда командир неуловимо быстрым движением выхватил оружие, Сенвиг заорал, как поросёнок на бойне.
Кьёрнвинд вздрогнул, вспомнив тот вечер. Он не знал, что напугало его больше: то, что Нагренмелл смог дотянуться до Сенвига через весь стол, при этом не задев ни соседей, ни девушки, сидевшей у солдата на коленях, или то, глубокий порез, расцветший на щеке Сенвига, имел форму креста.
Он не успел разглядеть и одного удара, а их было два.
Сенвиг свалился на пол, прижимая ладонь к лицу. Девушка, чьё лицо мгновенно утратило весь румянец, в ужасе бросилась прочь. За столом все замерли. Нагренмелл спокойно убрал своё оружие, и в тусклом освещении трактира Кьёрнвинду показалось, будто рукоять гладиса странным образом укоротилась.
– Я не потерплю непослушания, – глядя прямо перед собой, спокойно сообщил Нагренмелл, сев за стол и взяв в руки нож с вилкой. С равнодушным видом, будто ничего не произошло, он принялся резать мясо в своей тарелке, и как бы между делом добавил:
– Считай, что тебе повезло. Следующий, кто ослушается моего приказа, умрёт.
Сенвиг тихонько поскуливал на полу. Взрослые, битые жизнью солдаты напряжённо молчали. Опыт подсказывал им, что командир предельно серьёзен, а значит, шутить с ним не стоило.
Кьёрнвинд поёжился, отгоняя воспоминания. Не считая того момента, всё было в принципе терпимо: даже Сенвиг, получивший уродливый шрам, пересекающий щёку, вел себя спокойно. Лишь порой, когда Нагренмелл не видел, Сенвиг бросал ему в спину ненавидящие взгляды. Впрочем, ни один взгляд, даже самый злобный, не мог навредить никому, а уж одному из Мечей – так и подавно.
Деревянные дома, усыпающие дорогу с двух сторон, будто ягоды можжевельника – свою ветку, быстро окружили отряд. Кьёрнвинд завертел головой. Он бы схватил кого-нибудь из местных и заставил бы говорить. Ох, как бы он запел, когда нож королевского солдата принялся бы лоскут за лоскутом срезать с него кожу! Если тот граф, которого они ищут, был здесь, отряд непременно бы об этом узнал. Тем более, что в поясном мешке Нагренмелла хранилась королевская грамота с портретом преступника.
Однако командир решил поступить иначе. Остановив лошадь у первого из домов, он бросил:
– Идём медленно. Осматриваем дворы. Увидите что-то подозрительное – немедленно докладываете мне.
Кьёнвинд едва сдержался, чтобы не фыркнуть. Подозрительное? В этой забытой Намулом деревне, заполненной измученными работой кметами? Разве что считать подозрительным птичий помёт, меняющий цвет в зависимости от своего местоположения. На светлом срубе дерева он был чёрным, а на сером камне, которым был окружён колодец, – сиял белизной, что твоё солнце. Впрочем, произносить саркастичное замечание вслух он не решился: Кьёрнвинда можно было назвать разными словами, в основном – нелестными, но слова «идиот» среди них не было.