— Попался, выродок… шпион… террорист… — с радостным возбуждением переговаривались люди.
— Народ Земли Отцов! — громко провозгласил комендант, и поднял руку, требуя тишины. — Вот перед нами стоит нелюдь, демон в обличии человека. Обманным путем он прокрался в наше поселение, чтобы вредить, разрушать, убивать. Посмотрите на него хорошенько! Это не ребенок, это опасный и коварный враг. Что нам делать с ним, спрашиваю я вас? Отпустить?
— Смерть ему! Смерть колдуну! — выкрикнул кто-то, и это крик тут же подхватили все вокруг.
— Отпустите его! — Грин отчаянно рванулся вперед, и выскочил на пустое пространство перед забором. Он выпрямился, и подошел к коменданту. — Отпустите его! Разве вы забыли, сколько всего индиго сделали для нас? Что с вами, люди? — Грин развернулся к толпе, и пошатнулся. Десятки пар налитых кровью ненавидящих глаз просто подкосили его. Многие лица казались ему знакомыми, но Грин не узнал этих людей. Просто не хотел узнавать. Перед ним не было людей — только зверь, стоглавый ревущий зверь.
— Ты кто? — спросил комендант. Один из его людей тут же взял Грина на прицел. Другой наклонился к уху коменданта, и что-то прошептал. Комендант кивнул, показывая, что понял. — Сделали? Что такого сделали индиго? Чем они заслужили наше почтение? Черным колдовством? — провозгласил комендант. — Им не купить нас своими подачками! Мы с презрением отвергаем их! Уберите его, — крикнул комендант, театральным жестом указывая на Грина. Тут же десятки рук схватили Грина, и поволокли прочь, в толпу. Грин обернулся, и в последний раз увидел Габи. Тот стоял у столба, не пытаясь бежать. Подручный коменданта деловито вязал ему руки. Спокойные черные глаза Габи смотрели на Грина. «Он не боится», понял Грин с удивлением. Чужие спины сомкнулись, и закрыли от него Габи. Грин вылетел из толпы, точно пробка. Ошеломленный, он секунду постоял, приходя в себя, потом сорвался с места, и побежал домой. Вслед ему летел рев толпы: «Сжечь! Сжечь», и с каждым выкриком Грин бежал все быстрее и быстрее. Спустя несколько минут он уже вбегал в ворота дома. Взлетев по лестнице, он схватил свою рацию, перевел ее на канал экстренной связи с заговорщиками, и торопливо заговорил, срываясь на крик:
— Всем кто меня слышит, это Грин. Всем, кто меня слышит, немедленно прибыть на площадь перед Фортом, с оружием. Немедленно! — далеко не сразу, но ему все же, ответили. Грин приказал отозвавшимся передавать сообщение дальше, а сам сбросил футболку и шорты, и быстро переоделся. Схватив винтовку, он побежал назад, на площадь. «Ус-петь, ус-петь», стучала кровь у него в ушах, и дыхание с хрипом вырывалось из груди.
Грин опоздал. Он влетел на площадь с винтовкой наперевес. Солдат на танке тут же нацелил на него пулемет. За Грином, топоча ботинками по асфальту, бежали ребята, но они все равно не успели. В толпе прогрохотала длинная очередь, за ней еще одна. Народ кинулся врассыпную, скрыв Грина от глаз пулеметчика. Какой-то мужик, бегущий с ошалело вытаращенными глазами, налетел на Грина, и чуть не сбил того с ног. Грин оттолкнул мужика, и рванулся вперед. Он подошел к месту, где стоял Габи, и его взору открылась картина, которую ему суждено было запомнить до конца жизни.
Народ разбежался. Грин увидел, что, пока он бегал, они натащили к столбу кучу досок. Досками обложили столб с Габи со всех сторон, так, что только голова торчала. У столба, остался только комендант, с факелом в руке. Двое его помощников лежали на земле. Возле них валялась канистра. А перед ними, подняв укороченную имперскую винтовку, стоял Вайнштейн.
— Брось факел в сторону, — твердо приказал Вайнштейн. Он откинул с головы плащ-палатку, и солнце играло на седых волосах. — Брось факел, тварь!
— А вот хрен тебе! — оскалился комендант, и махнул рукой с факелом. В то же мгновение винтовка в руках Вайнштейна плюнула огнем. Комендант сложился и упал. Факел покатился по земле.
— Вот так, — сплюнул Вайнштейн, и шагнул к столбу. В этот момент сухо щелкнул выстрел. Грин обернулся. Солдаты у танка, как и Грин, смотревшие на разыгравшуюся трагедию, раскрыв рты, пришли в себя. Один из них держал винтовку наизготовку. Вайнштейн покачнулся, Грин увидел, что пуля попала ему в бок. Еще один выстрел, и Вайнштейн мягко, как куль, осел на землю.
— Стоять, руки! — подскочившие ребята, среди которых Грин краем уха заметил Роберта, взяли солдат на прицел. Солдаты опустили оружие, и застыли. Грин кинулся к Вайнштейну.
— Вайнштейн! — Грин рухнул возле Вайнштейна на колени. Вайнштейн был еще жив.
— Габи… — прохрипел он, показывая рукой на столб. Грин понял голову, и открыл рот, чтобы попросить кого-то из ребят отвязать Габи, но не успел. Налетел сильный порыв ветра, и на глазах Грина от лежащего факела протянулся по земле язык пламени. Факел лежал далеко от столба, но лужа бензина от упавшей канистры ручейками разбежалась в стороны, и один из ручейков оказался как раз на пути пламени. Огонь перекинулся на бензин, и дорожка голубоватого пламени побежала к канистре, а от канистры — в стороны, огненными струйками. Весело гудя, огонь взбежал по политым бензином доскам, и весело затрещал, обнаружив новую пищу. Никто на площади не сдвинулся с места, все, точно завороженные, смотрели на огонь. Грин вцепился себе в волосы, и выдрал клок, но не почувствовал боли. Не отрываясь, он смотрел в черные, как ночь, спокойные глаза Габи. Тот не издал ни звука. Он смотрел на Грина сквозь пламя, а Грин смотрел на него. Это длилось, казалось, вечность, а потом дым скрыл подробности.
— Грин, слушай, — прошептал Вайнштейн. За ревом пламени Грин каким-то чудом услышал этот шепот, и наклонился к Вайнштейну, оторвавшись от созерцания огня. — Грин, слушай, — повторил Вайнштейн. и закашлялся. На губах у него пузырилась кровь. — Сбереги индиго. Они наш последний… — прохрипел Вайнштейн из последних сил, и умер. Грин сел над его телом, и закачался, обхватив голову руками. Солдаты и ребята Грина, опустив оружие, смотрели на бушующее пламя. Рядом, над телом коменданта, навзрыд плакал его мальчик.
Остаток того дня Грин провел как в тумане. Он фиксировал происходящее вокруг, но ни на что не реагировал. Опять собрался народ, плакали женщины. Кто-то вполголоса возмущался жестокостью комнеданта, будто это не они столько что кричали «сжечь!». Примчавшийся отец тормошил его, пытаясь выяснить подробности, но Грин не отвечал. Отец оставил его в покое, и принялся распекать солдат за то, что не пресекли беспорядки, и допустили самосуд над индиго. Солдаты вяло оправдывались. О том, что друзья Грина угрожали им оружием, они не упоминали. Впрочем, Грину было все равно. Ему хотелось проснуться в своей кровати, и забыть поскорее этот кошмар, который никак не хочет заканчиваться. В конце концов, кто-то догадался позвать Лену, и она увела его домой за руку, как маленького ребенка.
На следующий день она силой вытолкала Грина из постели, и заставила одеться.
— Я не пойду никуда. Не хочу… — вяло отбивался Грин, но Лена была непреклонна. Когда он оделся, она вручила ему резиновые перчатки, и полиэтиленовый пакет. — Зачем? — не понял Грин.
— Ты знаешь, зачем! — сдвинула брови Лена. Грин непонимающе посмотрел на нее, и вдруг понял — зачем.
— Да… Да! Ты права. Пошли, — он взял пакет, перчатки, и первым вышел из дома. Марина, прижав к губам кулак, смотрела им вслед. В глазах у нее стояли слезы.
Вернулся Грин не скоро. Он аккуратно поставил пакет в угол у двери, и поднялся вверх по лестнице.