— Да, именно об этом и говорил Вайнштейн. Ничего нового ты мне сейчас не сказал, — хмыкнул Грин.
— Да, Вайнштейн говорил, но понял ли ты его слова? Думаю, нет.
— Может, и не понял. Может, Вайнштейн был не прав. Я уже жалею, что согласился на его план. Может, стоило пойти с Эриком, — задумчиво сказал Грин.
— Из Эрика вождь не получится. Он слишком фанатичен, а вождь должен, прежде всего, уметь думать. Ты умеешь думать, но вождя из тебя не получится. Во всяком случае, сейчас. С Эриком ты всегда был бы на вторых ролях, в тени. И сгинул бы вместе с ним… — Джек встал, и прошелся по комнате. — Мы считаем, что ты должен стать вождем. Не сейчас, позже. Тебе еще предстоит многому научиться, и многое понять. Ты этого еще не знаешь, но твой отец скоро уедет назад, в Сафед. Это твой шанс. Уезжай с ним, учись у него. Стань для них своим, по-настоящему стань. Не спеши сложить голову за правое дело. Твое время еще придет.
— И долго мне так… притворяться?
— Земля Отцов — это поднятый из могилы мертвец, зомби. Она построена на старых принципах, по старым чертежам. Эти принципы больше не работают. Поэтому, Земля Отцов обречена повторить все ошибки тех государств, по образу и подобию которых она создана. Она не просуществует долго, развалится под своим весом. И тогда наступит ваше время…
— Я понял твою мысль, — Грин встал. — Я подумаю. Мне пора ехать.
— Подумай, — Джек тоже встал. — А с отъездом повремени. Скоро стемнеет, а по Городу лучше не ходить в темноте. Вокруг рыщут людоеды. Поужинай с нами, а завтра с утра уедешь домой.
Грин остался ночевать у индиго. После ужина они допоздна сидели с Джеком, и разговаривали. Теперь Грин понял Вайнштейна — с Джеком, и правда, было интересно. Но порой в его речи проскальзывали нотки пренебрежения, превосходства. Примерно так мог бы говорить богатый белый человек, которого судьба занесла на дикие острова с черными туземцами. Потягивая через соломинку коктейль, и поплевывая с борта личной яхты, легко рассказывать глупым дикарям, как им надо жить. Грин подмечал это, но делал вид, что все нормально, в драку не кидался. Он знал, что Джек прав насчет того, что вождя из него не выйдет. Все так и было: если эта способность в нем и была, то где-то глубоко. Коцюба был прав — только зная кто ты, и где твое место, можно чего-то достичь. Не стоит замахиваться на то, что по определению не твое. Но, при этом, Грин усвоил еще один урок Коцюбы: чтобы понять кого-то, нужно слушать, что он говорит. Грин слушал Джека, и мотал на ус. Чем дальше, тем больше он убеждался в том, что индиго — уже не люди, а если и люди, то лишь отчасти. Чего стоило то, что Джек ни разу не сказал «я», всегда употребляя местоимение «мы». Похоже на то, сообразил Грин, что он не вполне воспринимает себя как личность, считая себя частью всеобщего «мы» индиго. Наверное, по своему Джек скорбил, но заметить это было трудно. Три дня прошло с тех пор, как погиб Габи, а мысли Джека уже вернулись к игре, которую — Грин теперь был в этом уверен, индиго вели. Поставили на Коцюбу — не получилось, не беда, поставим на него, Грина. Не беда, что молод — зато им проще управлять. Проще вырастить из него то, что надо индиго, и их таинственному предводителю — шаману. И вот тут-то их и ждал сюрприз, потому что Грин больше не желал быть игрушкой в чужих руках. И это нежелание крепло с каждой минутой, что он слушал Джека.
Утром Грина никто не разбудил, он проснулся сам, глянул на часы — время шло к полудню. Вставать Грин не торопился — раз так все сложилось, можно в свое удовольствие понежиться в мягкой постели. Дом индиго утопал в цветах, и Грин, закрыв глаза, вдыхал разнообразные ароматы. Он не торопясь встал, оделся, и уже было собрался уходить, как вдруг с улицы послышался шум. Грин выглянул. По проезжей части вдали, что-то распевая, шла группа людей. Грин вытащил из кармана разгрузки бинокль, и поднес к глазам. Ему сразу бросились в глаза несколько знакомых лиц. Это были люди из Поселка, на голове у каждого молитвенная шапочка. Передний нес завернутые в бархат священные свитки. Людей было много, больше ста человек. Большинство с оружием.
Вскоре толпа приблизилась, и Грин разобрал, что они поют. Это была молитва. Раскачиваясь в едином ритме, люди молились. Грин вышел в гостиную.
— Что это они придумали? — спросил Грин у Джека. Джек стоял у окна, и смотрел на то, что происходит на улице.
— Не знаю, — ответил Джек. — Вероятно, они решили, что наш колдовство можно победить молитвой. Я же говорил, что вы, люди, примитивны. Не все, конечно, но большинство, — тут же поправился он, искоса глянув на Грина.
Толпа подошла к самому дому, и остановилась. Молитва оборвалась, стало тихо. Джек охнул. Грин скосил на него глаза. Джек стоял, у окна, вцепившись побелевшими пальцами в подоконник. На лице его явственно читался страх. Кто-то из стоящих снаружи заметил в окне Джека, и заорал:
— Вот он, колдун! Они здесь!
Толпа тут же подхватила крик:
— Смерть колдунам! Во имя господа! — кричали в толпе. Кто-то несколько раз выстрелил в сторону дома. Грин отошел вглубь комнаты, в тень, как учили, и люди на улице видели только Джека. Они по-прежнему стояли на проезжей части, словно не решаясь подойти к дому.
— Они нас видят, — пискнул Джек, отлепившись от подоконника.
— Тонко подмечено, — зло хмыкнул Грин, и спросил: — Что, зашаталась башня из слоновой кости?
— Что? — Джек посмотрел на Грина бессмысленным взглядом, и, заикаясь, спросил: — Что нам делать? Что делать?
— Драться, твою мать! — Грин отвесил Джеку пощечину. — Кто трепался о «возможностях»? Вот и действуй! Сотри им мозги, сожги файрболом!
— Нееет, нам нельзя. Нельзя! — чуть не плача произнес Джек.
— Тогда вам крышка, — сказал, как припечатал, Грин.
— Надо уходить! Надо увести детей, — заметался Джек.
— И далеко ты собрался? Они же вас порвут. А у тебя там малыши. Они же не смогут бежать!
— Да, но что нам остается?
— Я же сказал — деритесь!
— Нет! Нет! — Джек сел на пол, и обхватил голову руками. Грин заколебался. Он мог сейчас спуститься вниз, и, пока толпа топчется у фасада, увести задами квадроцикл и уехать. Мог, но это означало неминуемую смерть всех индиго, многим из которых не было и десяти лет. И, значит, Грин просто не мог этого сделать. После этого ему бы оставалось только застрелиться. Угрызения совести съели бы его.
— А, гори оно все синим пламенем, — сквозь зубы прошипел Грин, и снял винтовку с предохранителя. Он пошел к окну. Толпа все еще не решалась сделать шаг вперед, видимо, опасаясь колдовства. Наконец, стоящий впереди в обнимку со священными свитками решился.
— Смерть колдунам! С нами Бог! — выкрикнул он фальцетом, и пошел вперед. Грин узнал его, и содрогнулся: это был Ицхак, их сосед. Он помогал хоронить погибших в теракте членов Комитета. Коцюба считал его если не другом, то хорошим человеком уж точно. И вот этот хороший человек пришел убивать индиго. Шаг, другой, третий. Ицхак шел, держа перед собой свитки, точно щит.
Грин поймал в прицел голову Ицхака, выдохнул, и нажал на спуск. Пуля попала Ицхаку в горло. Его отбросило назад, он упал. Свитки он так и не выпустил. Грин, тем временем, поймал в прицел соседа Ицхака, и выпустил в него подряд три пули. Одна из них попала в цель, и сосед упал рядом с Ицхаком. Люди кинулись врассыпную. Грин стрелял, пока не опустел магазин. Он уложил еще одного, и двоих зацепил. Но людей на улице было много, и не все из них испугались. Многие нашли укрытия, взяли окна на прицел, и стали стрелять. Грин сменил магазин, и перешел к соседнему окну. Это не осталось незамеченным на улице. Хоть Грин и старался не подходить близко к окну, стреляя из глубины комнаты, но на улице, наверное, заметили мелькнувшую тень. Тут же, выбивая гипсовую пыль из стены за спиной Грина, по окнам хлестнула очередь. Он присел, и метнулся в соседнюю комнату. Осторожно выглянул. Один из врагов подобрался уже к самом дому. Грин выстрелил в него, но не попал. Пули ударили прямо перед врагом, тот как заяц метнулся в сторону и залег за невысоким, в половину человеческого роста, заборчиком. Ответная стрельба заставила Грина отодвинуться от окна.