— Что у тебя, Зингер? — спросил инструктор. Память у него была как компьютер, он помнил всех.
— Там сарацина поймали! Прятался в шкафу, сука! — радостно-возбужденно выпалил Зингер.
— Ну, давайте его сюда, — лениво бросил инструктор, и вытянул ноги. Единственный из всех, он сидел на пластмассовом стуле для пикников. Из дому выволокли сарацина со связанными за спиной руками. Его пытались вести, но его не держали ноги. Носки ботинок оставили на газоне извилистый след.
— Ты кто? — спросил инструктор, когда сарацина поставили перед ним на колени.
— Нэ убивайте, нэ убивайте, пажялюйста! — заканючил сарацин. — Я мирни чилавек, киристьянин, я нэ стрилял. — По смуглому лицу сарацина катился пот, он заискивающе смотрел на инструктора. Грина передернуло от отвращения.
— Ясно, — обронил инструктор, и приказал: — Зингер! Прикончить эту падаль. Пленные нам не нужны.
— Есть, господин инструктор, — без прежнего воодушевления произнес Зингер. Он оттащил сарацина к забору, и поставил того на колени. Грин лениво наблюдал за происходящим, и радовался, что не оказался на месте Зингера. Зингер упер ствол винтовки в затылок сарацину, который раскачивался и подвывал уже без слов, на одной ноте. Потянулись секунды. Зингер зажмурил глаза, и застыл. Его лицо, еще минуту назад разгоряченное, побледнело.
— Я не могу, не могу! — выкрикнул он, и опустил винтовку. Во дворике повисла мертвая тишина, был слышен только скулеж сарацина, и стрельба вдалеке. Инструктор качнулся на стуле, сложил ладони домиком, и произнес в пустоту, ни к кому не обращаясь:
— Понабирали детей в армию… — он повернул голову, и Грин вздрогнул: инструктор смотрел на него.
— Грин! — сказал инструктор.
— Я, — ответил Грин, и отлепился от стены.
— Убей сарацина, — приказал инструктор.
— Не дело это, безоружного убивать, — ответил Грин, еле ворочая языком в пересохшем рту. Слова инструктора ошеломили его. Ему? Убивать этого несчастного дядьку?
— Господин инструктор, — рявкнул инструктор.
— Господин инструктор, — покорно повторил Грин.
— Это приказ, Грин! Ты ведь хотел на командирские курсы? Как же ты хочешь командовать, если не способен выполнить приказ? Перед тобой враг твоей страны и твоего народа. Убей его! — инструктор встал со стула, и подошел к Грину. — Выполняй приказ, Грин!!! — рявкнул инструктор, глядя Грину в глаза.
— Я… — прошептал Грин, и подчинился. Он подошел к сарацину, и стал у него за спиной. Остальные новобранцы наблюдали за ним, как завороженные. Грин сдвинул кнопку предохранителя на винтовке, переводя на одиночные, и прицелился сарацину в затылок. Мысли роились у него в голове. Он должен был попасть на командирские курсы, должен был. Это было нужно для дела, для настоящего дела, за которое уже отдали жизни дорогие ему люди. Но вот так взять и выстрелить в затылок ни в чем неповинному человеку Грин не мог. Это противоречило его убеждениям. Это было несправедливо, и не по совести. На мгновение, у него мелькнула мысль развернуться, и выстрелить в инструктора, а потом плюнуть на все, и уйти к Эрику. Рядом свои пацаны, не сдадут, помогут. Уйти к Эрику, и все будет просто, и ясно — тут свои, тут чужие. Никаких игр. «Другого пути у вас нет. Вам придется многим пожертвовать на этом пути. Ваши руки будут по локоть в крови, а люди отвернутся от вас. Такова цена победы. Такова цена жизни…» — вспомнил Грин слова Джека. Все именно так и получалось, у всего есть цена, и цену эту надо платить. Или не платить. Грин заколебался, раздираемый сомнениями. Инструктор терпеливо наблюдал за ним. Наконец, Грин принял решение. Чувство долга победило сомнения. Он опустил винтовку. В повисшей над двориком тишине явственно прозвучал разочарованный выдох инструктора. Инструктор хотел что-то сказать, но не успел. Два быстрых шага, и Грин оказался перед сарацином. Он поставил винтовку на предохранитель, и закинул за спину.
— Посмотри на меня, — сказал Грин. Сарацин поднял на него полные ужаса глаза. Его плечи тряслись от рыданий. Грин посмотрел сарацину в лицо, отмечая неожиданно обострившимся взглядом каждую морщинку, каждый шрамик, каждый волосок. — У всего есть цена, — сказал Грин. Никто из присутствующих, кроме Дениса, его не понял, потому что Грин сказал это на языке давно не существующего Союза Республик. Почему-то ему захотелось сказать это именно так. Почему, он и сам не знал. Который год живя бок о бок с эмигрантами, он не только стал понимать этот язык, но и мог связать пару слов. Сарацин Грина не понял, и снова начал что-то лопотать, но Грин его уже не слушал. Коцюба научил его методу «мгновенной медитации». «Мгновенная медитация» позволяла дистанцироваться от своего «Я», остановить внутренний диалог и привести сознание в рабочее состояние. На тренировках у Грина это плохо получалось, но сейчас, в стрессовой ситуации, почему-то вышло необычайно легко. Щелк, и вот уже сознание Грина заполняет ледяное спокойствие. «Я» еще мечется где-то в сторонке, обливаясь слезами, и задаваясь вопросами, почему и за что он сейчас будет убивать этого вполне безобидного дядьку, а тело уже тянет из кобуры пистолет, и передергивает затвор, досылая патрон.
Грин приставил пистолет ко лбу сарацина, точно над переносицей и выстрелил. В лицо плеснуло горячим. Сарацин кулем свалился Грину под ноги. Грин отошел в сторону, и поднял голову. Инструктор, на лице которого было написано безграничное удивление, смотрел на него, словно бы впервые увидев. Денис отвернулся, его рвало.
— Подойди ко мне, Грин, — сказал инструктор, наконец-то справившись с удивлением. Грин спрятал пистолет в кобуру, и подошел. — Дай руку, — приказал инструктор. Грин протянул ему правую руку, инструктор приложил к запястью руки Грина маленькую коробочку, обернул вокруг полоску браслета. — Почему не стал стрелять в затылок? — спросил инструктор, не отрывая коробочки от руки Грина.
— Подумал, что так будет честно, — ответил Грин, глядя инструктору в глаза.
— Честно, — хмыкнул инструктор. — Откуда ты взялся такой… честный? — спросил он. Грин не стал отвечать. Браслет завибрировал, и сдавил руку. Спустя минуту коробочка пискнула, на маленьком экране появились цифры. Инструктор посмотрел на результаты, и брови его поползли верх: — Пульс нормальный… Молодец, Грин, так держать! — похвалил он. Ни разу, ни до, ни после этого случая, Грин не слышал, чтобы инструктор кого-то хвалил. После того, как взвод вернулся в расположение, инструктор назначил Грина командиром звена. Когда спустя месяц Грин подал заявку на командирские курсы, ее приняли без вопросов. Наверняка инструктор рассказал об этом случае отцу Грина. Может быть, именно поэтому отец и взял его в эту поездку с собой. Убив того сарацина, Грин сдал самый важный экзамен — экзамен кровью.
— Куда мы едем? — спросил Грин, и воспоминания оборвались. Колонна, в хвосте которой ехал джип, свернула направо, к поселку, но отец за колонной не повернул, поехал прямо.
— В порт. Я хочу тебе кое-что показать, — ответил отец. Вскоре с левой стороны проплыла развязка, ведущая в туннель. Грин поежился.
Корабль назывался «Первопроходец». Во всяком случае, именно это было написано на свежевыкрашенном сером борту. Над стенками сухого дока, где стояли Грин с отцом, возвышались две верхних палубы. Над ними, над капитанским мостиком, возносилась к небу мачта с локатором и антеннами. Корабль был немаленький.
— Большой… — присвистнул Грин.
— Сто тридцать пять метров длина, двадцать ширина. Осадка — шесть, две тысячи тонн водоизмещения, — пояснил отец.
— А что это за вид кораблей? Ну тип — как называется? — спросил Грин заинтригованно.
— Это круизный лайнер. Во всяком случае — был. Теперь это крейсер, — стал объяснять отец, пока они шли по стене к перекинутым на корабль мосткам. — Как раз перед катастрофой его поставили в сухой док на ремонт. Цунами перехлестнуло через ворота дока, но корабль уцелел, только борт немного помялся. Нам повезло, что из него слили всю воду. Там масса трубопроводов, и он наверняка бы полопались, когда пришли морозы. А так — дизель стоял сухой, и большая часть систем тоже. Здесь уже год работает наша группа, переделывает судно под наши специфические нужды. Следующей весной спустим его на воду. А вот и капитан, — отец показал на капитана, который встречал начальство у мостков.