- Олес! – позвала Катя мальчика голосом Эфо.
- Бей суку! Добивай! Руби её!
Перестали чувствоваться руки и ноги, но умирающий хранитель продолжал тянуться к еще живому мальчику.
- Дедушка? – пробудился юный хранитель и сонно потер веко, еще не видя всего ужаса, что творилось вокруг.
- Держи его!
- Нет! – осознав опасность, мальчик попытался сбежать.
Сонное тело подвело молодого хранителя – он повалился лицом в снег под хохот охотников. Подростка растянули цепями за руки и ноги. Первым делом ему оторвали крылья…
«Я не хочу этого видеть…»
***
Катя проснулась в холодном поту и коснулась груди, куда вонзился нож. Невидимые порезы жгли и болели, неприятно шевелился Эфо. Ему тоже сон не пришелся по вкусу, но одного сна оказалось недостаточно, чтобы пробудить его от спячки. Кошмар или же очередная альтернативная реальность, где ей показали, чем могла закончиться её безумная затея?
Ноги и руки казались ватными. Катя никак не могла избавиться от увиденной реальности. От запаха. Даже когда она находила мертвых хранителей, запах смерти не был настолько силён.
- Что же мне делать?! – непроизвольно заплакала Катя. – Дай ответ…
Но ответа она не услышала, лишь завывание ветра за окном.
Собравшись с духом, Катя зажгла свечу и спустилась вниз, где на печи спал и грел кости прадедушка. Она с виноватой миной потормошила его. Пётр Иванович резко проснулся и закрылся рукой от света свечи. Увидев с спросонья заплаканное лицо правнучки, он не шутку перепугался.
- Что случилось, Варенька? – с необычайной резвостью спрыгнул прадедушка с печи. – Что произошло? Обидел кто? Болит что?
- Я видела сон, – призналась Катя, утирая слёзы. – Я виновата, прости. Я не знаю, что мне делать и как их остановить. Я думала, что помогаю, но сделала только хуже. Они идут сюда… они убьют Лафо…
Она ожидала, что он будет её переубеждать и уговаривать забыть, что не стоит верить снам, но Пётр Иванович повел себя не как здравомыслящий человек:
- Ты видела, откуда они придут и когда? – он крепко обхватил правнучку за плечо.
- Нет, – всхлипнула Катя. – Я видела только то, что они сделают… было больно, как на самом деле, – она снова коснулась грудной клетки, ощутив боль от удара ножа.
- Погоду помнишь?
Катя посмотрела в окно.
- Была такая, как сейчас…
- Идём!
Едва накинув на плечи тёплое пальто, а на правнучку шубу, он запалил фонарь и, невзирая на пургу, приблизился к дереву, где спала хранительница.
- Ты уверена в своих словах? – повернулся к ней прадедушка.
- Д-д-да.
- Хорошо, – он коснулся руками ствола и зашептал: – Я к лесу взываю, совета прошу.
Весь ствол засветился, а затем пришёл в движение, обнажая спящую внутри хранительницу. Чтобы полностью пробудиться ей потребовалось больше десяти минут, которые Кате казались часами. За это время их десятки раз могли всех поубивать. И даже после пробуждения необычайно вялая Лафо шевелилась с заторможенностью.
Пётр Иванович терпеливо ждал, когда она разомнет крылья и проснется.
- Я не чувствую угрозы, зачем ты меня пробудил? – с укоризной спросила Лафо.
- Внученьке приснился сон…
- Ты пробудил меня из-за сна девчонки?! – в голосе хранительницы прозвучал гнев. – Пётр, я до сих пор была к тебе милосердна, но могу стребовать ту цену, что вы мне никогда не платили!
- Но я видела… - попыталась вмешаться Катя.
- Мне плевать, что ты видела! – закричала Лафо, перебивая её. – Ты видела то, что показал тебе мой отец! Я не собираюсь выслушивать бредни! Будить меня среди зимы…
Катя не дослушала, так как провалилась в очередное видение.
***
Эфо шел впереди, спускаясь по старинной каменной лестнице. Шедшая следом Катя поежилась, обнимая себя руками и крыльями, как плащом. Каменные идолы и статуи навевали жуткое впечатление, нос щекотало запахом одного из священных цветков.
- Похоже на склеп, – проговорила она, спустившись вслед за Эфо в подвал с горящими красными кристаллами.
Муж как раз зажигал веточку сушеных листьев и ставил их в поминальную чашу.
- Это и есть семейный склеп, – отозвался он, складывая руки в местном молитвенном жесте: кулак, прислоненный к раскрытой ладони.
- И кто здесь покоиться? – вздрогнула Катя, встав по правую руку от Эфо.
- Лафо – моя младшая дочь, – ответил он, продолжая смотреть на тлеющие веточки. – Она выбрала людей, состарилась и умерла в кругу людской семьи. Иногда сюда спускаются её потомки.
- И они знают, что она была твоей дочерью?
- Да, они специально подчеркивают родство со мной. У них на гербе моя колючая лоза. Их род считается одним из самых сильных среди людского племени именно за счёт моей крови.
- Как так получилось, что Лафо осталась человеком?
- Мы не отбираем детей у человеческой семьи, пока они не достигнут возраста изменений. Лафо росла с бабушкой и дедушкой, так как родная мать, что ртула гулящая по свету моталась, пока её не зарезал бывший любовник. Иногда такое случается, что душа наших детей слишком привязана к роду людскому и тогда превращения не происходит. Лафо здесь любили, поэтому в лес уходить она не пожелала.
- И каково это… пережить собственную дочь?
- Грустно, – вздохнул Эфо, убирая руки за спину. – Я не вмешивался в её людскую жизнь и наблюдал издали за тем, как она росла, вышла замуж, обзавелась детьми. Я пришёл к ней… попрощаться, когда она уходила. Я пришёл в людском облике и хотел затеряться среди множество родственников и друзей, но она меня узнала и попросила подойти, принять истинную форму.
- Зачем? Она что-то сказала тебе?
- Она сказала мне, что всегда чувствовала мое незримое присутствие и благодарна мне за то, что все эти годы я хранил её семью от беды, а ей позволил прожить обычную человеческую жизнь и не забрал её в лес. Сказала, что такого отца желала бы любая дочь, а затем умерла с улыбкой на устах. Такой её и сожгли, с улыбкой. Она на всех картинах улыбается. Она так любила людей и жизнь среди них, что я даже не представлял её хранителем.
Катя погладила его по спине, ощущая ту боль, что он испытывал. Безусловно Эфо хотел, чтобы Лафо превратилась в хранителя и прожила долго, но он предоставил ей выбор. И она его сделала.
***
Ни Лафо, ни Пётр Иванович ничего не заметили и продолжали спорить. Перед Катей стояла задача убедить хранительницу поверить. Неважно как, иначе произойдет то, что она видела во сне. У них слишком мало времени для споров.
- Ты ненавидишь отца за то, что он не дал тебе выбора, – услышал Катя свой голос, словно чужой. – Ты хотела быть человеком, а не хранителем.
- Замолчи, – сразу отреагировала Лафо.
- Он не уберег твоего ребёнка! Олеса убили, когда Эфо уснул!
Лафо замахнулась для пощёчины, но Катя лишь подняла выше подбородок:
- Они придут в деревню за Олесом, остальных убьют за компанию, – отважно продолжала Катя. – Вместе с ними убьют и тебя. Отрубят голову, связав такирскими цепями. Они тебя не боятся. Они думают, что в деревне Эфо, поэтому придут на сражение с ним.
- Ты лжешь!
- Они и твоего отца убьют, – наступала Катя на изумленную Лафо, – отрубят руки и ноги, пока он из последних сил будет тянуться к умирающему Олесу, потому что ты слишком упряма, чтобы поверить мне!
- Поверь ей! У неё есть дар! – вторил Пётр Иванович. – Она действительно видит!
Лафо замерла, словно её током ударило. Она безошибочно взглянула в сторону подвала, куда перепрятали спящих хранителей.
- Папа…это он тебе показал, куда прыгать… он хочет прыгнуть за Радой, вот она цена вашего возвращения домой.
Катя промолчала, а Пётр Иванови обнял правнучку за плечи.
- Теперь я чувствую, они… очень близко. Их много, – глухо сказала Лафо, закрыв глаза.
Она недолго думала, погрузила обе призрачные руки себе в грудную клетку, извлекла жизненную энергию хранителя и вложила её в обледеневшие руки Кати.