Работая уже неделю, я до сих пор удивляюсь, насколько огромно это место. Повсюду есть двери в приватные комнаты, и коридоры, которые ведут к ним, плюс целый второй этаж с другой сценой. Это лабиринт, в котором вы можете легко заблудиться, если не будете осторожны.
Время от времени мне все еще кажется, что за мной наблюдают, но когда я оглядываюсь, то не замечаю никого, кто наблюдал бы за мной больше обычного.
Следующие несколько часов медленно ползут, и мои ноги убивают меня в этих каблуках. Как я не сломала лодыжку, понятия не имею, но я начинаю понимать, что имела ввиду Моника, когда однажды сказала мне, что, по ее мнению, высокие каблуки были изобретены человеком с больным чувством юмора.
Наконец наступает мой перерыв, и я подаю последнюю порцию виски мужчине в костюме, не отрывая глаз от стола. Он благодарит меня.
— Не за что, сэр, — бормочу я, не поднимая головы. — Наслаждайтесь шоу.
Я возвращаюсь в бар с пятидесятидолларовыми чаевыми и едва сдерживаюсь, чтобы не присвистнуть от удивления.
Это больше, чем кто-либо когда-либо давал мне за один раз. В Колонии нам не платят. Все идет в церковь, и руководители решают, куда их потратить, снабжая всех тем, что им нужно.
Я положила чаевые в банку. В клубе все устроено так, что в конце вечера чаевые, которые каждый получает, делятся между всеми.
— Этот человек только что дал полтинник, — шепчу я Монике.
Она качает головой на меня с улыбкой.
— Что? О нет, что же мне теперь делать? Неужели я неправильно его поняла?
— Нет. Но зачем ты это делаешь?
— Что делаю? — отлично. Я опять наделала глупостей, не так ли?
— Когда ты обслуживаешь клиента-женщину, это не проблема, но, когда это парень, ты становишься с ним какой-то странной. Ты не смотришь ему в лицо и становишься похожей на мышку. Это… интересно.
О, мой Бог. Неужели я все еще так плоха? Я стараюсь этого не делать. Я не могу дать никакого ответа. Я не собираюсь рассказывать ей, что провела почти все свои восемнадцать лет в Колонии, где женщинам запрещено поднимать глаза на мужчин и разговаривать с ними без разрешения.
Когда я покидала Колонию, я пообещал себе, что не буду тряпкой. Я бы заговорила, а не молчала и просто позволила всему случиться. Молчание только усугубляло ситуацию и причиняло боль людям, о которых я заботилась. Больше никогда.
Так почему же я все еще делаю это?
Щеки пылают, я беру и делаю то, что обычно делает Ди, когда не хотела кому-то отвечать — пожимаю плечами и слегка качаю головой.
— Хорошо, — сказала Моника, вытирая стойку. — Храни свои секреты, таинственная девушка. В конце концов я из тебя их вытяну.
Господи, надеюсь, что нет.
— Маленький трюк саббы (имеется — сабмиссив) работает на тебя, но тебе нужно показать побольше кожи. Иди сюда.
— Э… трюк саббы? — я прохожу к ней за стойку бара.
— Да. Все эти покорные «Да, сэр». Это подходит тебе, но ты получишь больше чаевых, если будешь время от времени улыбаться. — Она расстегивает две пуговицы на моей рубашке. — Так-то лучше.
Я осмотрела себя сверху вниз. Мое декольте почти выпало.
Только две пуговицы на рубашке все еще застегнуты, не позволяя моей груди быть выставленной на всеобщее обозрение. Я закрываюсь руками, мое лицо горит от шеи до линии волос. — Моника, это уже слишком.
— Ничего подобного, дорогая. Чем больше тела ты показываешь, тем больше это нравится парням.
Клянусь, я никогда к этому не привыкну. Но я не в том положении, чтобы оставлять деньги у сидящих за столами.
Вздохнув, я возвращаюсь к бару и делаю заказ на пакет не дешевых крендельков и напиток.
— Чего тебе хочется? — Моника берет для меня стакан.
— Я выпью содовую. Коричневую.
Она фыркает. — Ты имеешь в виду Кока-Колу?
Мой желудок сжимается от ее дразнящего взгляда. Я киваю и открываю зубами крендельки.
— Серьезно? Ты никогда не пробовала Кока-Колу? Ты что, Марсианка?
У меня внутри все переворачивается. Я делаю глубокий успокаивающий вдох. Мое незнание внешнего мира не разоблачит меня. Никто не догадается, что я сбежала из тайной общины, потому что никогда не пила газировку.
Опять же, никакого ответа, так что я пожимаю плечами.
Моника просто смеется над этим. Потом она смотрит на часы.
— Вот дерьмо. — Она хватает пару подносов с напитками и делает знак Сильвии, другой барменше, чтобы та ее прикрыла. — Пора принести мальчикам выпивку.
— Мальчики? — у меня такое чувство, что этим выражение она ни в коем случае не говорит о детях.
— Да. — Она хватает пару бутылок ликера, каждая из которых содержит достаточно крепкого алкоголя, чтобы усыпить слона. — Байкеры. Они на совещании в своей комнате.