Когда для поддержания порядка не хватает полиции, в городах используют гарнизон. Но не слышно было ни солдатских сапог, ни копыт, ни труб. Вероятно, все в городе прислушивались: пристав — в своем кабинете, командир гарнизона — в своем штабе, а остальные мужчины в своих теплых постелях — они беспокойно ворочались, а их настойчиво убеждали, ласково успокаивали: «Лежи, лежи, тебе, что ли, больше всех нужно? Или хочешь, чтоб дети остались сиротами?»
Павел встал.
— Вы куда? — тревожно спросил судья.
— Хочу поговорить с капитаном Димитро, если он здесь, конечно.
— Вы пойдете за ворота?
— Нет, он придет сюда. Вместе с вами. Передайте, что его зовет Павел Хадживранев.
Ни растерянности, ни возгласа удивления. Молодой человек лишь вытянулся: как солдат перед главнокомандующим. Однако его светлая растрепанная голова тем не менее мотнулась из стороны в сторону: «Нет!»
И хозяин не издал ни звука, и торговцы, сидевшие за столами, — тоже. Видно, до каждого в свое время дошло, отчего такой шум на улице и что за путник сидит с ними в корчме. Только толстяк одобрительно бросил с места:
— Весьма разумно, господин Хадживранев! Так и подобает такому человеку, как вы.
— И как должно звучать это приглашение? — спросил судья. Он стоял все так же вытянувшись, только голос его поник, помрачнел и как бы спрашивал: «Неужто вы хотите меня разочаровать?»
— Вот как… — начал было Павел, но почувствовал, что и мозги и язык ворочаются с трудом, и возблагодарил тьму, которая делала его лицо невидимым для других. — Вот как… — повторил он и сглотнул сухой ком. — Павел Хадживранев, старый борец за свободу отечества, едущий в столицу по приглашению князя, желает потолковать со своим старым приятелем капитаном Янко Димитро… о безопасности своего передвижения… что, конечно, в интересах трона…
— И вы… вы, — спросил в темноте судья, — хотите, чтобы я это передал?
— А кто же, молодой человек?
— Не могу! — и дальше, казалось, он обращался уже не к Павлу. — Да это кощунство, это надругательство и над идеями, и над вами!
— Это политика, дорогой! Ее-то нам отчасти и не хватало… в свое время… чтобы довести все до конца. Не думайте, будто мне легко… Это не то, что сражаться с башибузуками. Да и времени у меня нету!
Удары в ворота сменились выстрелами с обеих сторон. Грянули выстрелы и на заднем дворе, кто-то с криком скатился с крыши конюшни и тяжело рухнул по эту ее сторону. Значит, они все же пытались прорваться.
— Из-за вас, из-за ваших идей, сегодня на мосту погиб невинный человек!
— И сейчас гибнут, разве не слышите? Думаете, те там в чем-то виноваты? А если суждено, и я найду здесь свой конец.
— Но пусть он будет славным! И позвольте и мне разделить вашу участь! — поднял руку судья.
— Мальчишество! — спокойно сказал Хадживранев, и рука, поднятая для клятвы, упала, как подрубленная. — Так вы собираетесь позвать Димитро?
Юноша не ответил. Он только вздохнул: «О, если бы жив был Левский!» «Да, если бы здесь был Левский! — отозвался Павел. — Чего бы я только не дал, чтобы увидеть, как он говорит людям Димитро о чистой и святой республике… Так вы позовете капитана? Или я сам?»
— Разрешите мне, сударь! — подал голос кто-то. В темноте послышался звук отодвигаемого стула и звон упавшего стакана. К Павлу уже шел толстяк. — Я слышал все, что вы желали бы передать.
— Не позволяйте ему! — крикнул судья. — Он торгует свиньями! Не доказывайте, что окончательно сошли со сцены!
— Прости, юноша, но мне недосуг сейчас с тобой спорить. Те, за оградой, и слыхом не слыхали ни о какой такой сцене, зато безошибочно знают, где я.
— А может быть, и не знают? Впрочем, именно для этого вы и посылаете к ним торговца свиньями, чтоб он им объяснил, — возразил судья.
— Нынче я действительно торгую свиньями, но была у меня и иная сфера.
— Идите! — подбодрил его Хадживранев.
Приземистая, шарообразная тень скользнула мимо, быстро достигла двери, открыла ее и, минуя ступени, спрыгнула вниз. Торговец был на редкость проворен для своей комплекции. Его плотный голос сначала вторгся в выстрелы, а потом заставил их смолкнуть.
— Именем князя! Князя!.. — выкрикивал он, размахивая этим знаменем — единственным, которое мог уважать противник.
— Ну, давай, говори! — крикнули ему с улицы.
— Именем князя, ребятки! Ради славы короны путешествует ныне Хадживранев в Софию. Его там ждут. После многих мытарств он осознал свои ошибки. И покушаться на жизнь такого человека, только что перешедшего на сторону короны, значило бы покушаться на саму княжескую особу и на его политику. Да здравствует князь!