— Так что именно вы хотите, чтобы я сделал? — Пожалуй, Эрика Найлса уже вполне можно было отправлять на реабилитацию. Слишком уж много в его организме накопилось разнообразных веществ, и это всего лишь за пару дней. Он выглядел просто ужасно — его плечи осунулись, руки тряслись, как у заядлого алкоголика, а запавшие щёки обрамляли яркие синяки под стеклянными глазами.
— Сейчас ты всё поймёшь. По крайней мере, я очень на это надеюсь, — Джон Харлайл перетащил иконку аудиозаписи в так называемую «Область активации», и на экране тут же вспыхнул вихрь помех, сопровождаемый невнятными звуками.
На протяжении целых тридцати минут второй помощник капитана вслушивался в какофонию звуков, вырывающихся из динамика центрального компьютера. И за всё это время он не проронил ни слова. Неужели он понимал, о чём там говорится и просто хотел расслышать всё до мельчайших подробностей? Или наоборот, запись казалась для него столь же бессмысленной, сколь и для самого торгового агента, уже начавшего уничтожать запасы чёрного кофе, и старательно пытающегося унять невесть откуда появившийся зуд в правой ладони?
— Честно говоря, я не имею ни малейшего понятия, что это за язык, — заключил наконец Эрик, в то время как Джон успел умять уже третью кружку извечно-чёрного. — Я могу различить отдельные звуки, но они искажены и не следуют никаким правилам из известных мне диалектов. В тоже время, я вполне отчётливо различаю слово «SOS» в самом конце всей аудио дорожки, что, в свою очередь, наводит меня на мысль, что это всего лишь сигнал бедствия, приправленный подробностями происшествия, случившегося на «Призраке». Кстати, — Эрик кивнул в сторону кружки Джона. — Поаккуратнее с этим. Мне пришлось вынуть защитную плёнку из клавиатуры. Капитан Николас облил её какой-то гадостью и из-за этого залипали кнопки.
— Вот как… — Джон Харлайл разочарованно водрузил свою кружку обратно на панель управления и потёр уставшую переносицу. Он слишком часто морщил брови в этот день. Настолько, что они уже начинали болеть. И он возлагал слишком большие надежды на эту запись. Словно она могла рассказать ему то, что он упустил из вида. Какой-то важный кусок паззла, без которого вся картина сложившейся ситуации казалась пусть и идеальной, но явно неполной. В его мыслях застряла идея. И эта идея не давала ему сполна насладиться уже совершённой победой. — «SOS», значит? Знаете, мне всегда нравилась эта аббревиатура, хоть я никогда и не задумывался о том, что именно она значит.
— Это не аббревиатура, мистер Харлайл. Просто условное обозначение. Сигнал бедствия.
— Да, не важно. Я имею в виду, что она идеальна. Подходит для абсолютно любой ситуации без учёта умственных способностей предположительного человека. Понимаете?
— Не совсем, мистер Харлайл.
— Возьмём в пример не самого далёкого носителя генов человеческой расы, едва способного говорить на общем языке. Да и в принципе не знакомого с языком. Представьте себе, что было бы, будь кодовое слово для обозначения сигнала бедствия, другим? Более длинным и сложным, а то и вовсе состоящим из нескольких слов? — торговый агент задумчиво приподнял свой подбородок и провёл пальцем по своему горлу сверху-вниз. — Понимаете, мистер Найлс? Представьте себе ситуацию, что среднестатистический рабочий стройки, которому редко приходится использовать более пары десятков основных слов в день, внезапно попадает в настоящее пекло. Передай мне кирпич. Притормози! Я на перекур. Вот, что он привык произносить раз за разом, каждый из чёртовых дней его скучной жизни. А тут вся стройка, весь двадцатиэтажный дом, разваливается на его глазах, и он оказывается под завалом. Ошеломлённый, потерянный, уставший, и вполне вероятно, с сотрясённой черепной коробкой. И привычная боль от похмельного синдрома уже не кажется ему столь невыносимой. Но у него рация! Обычная такая, их часто используют на стройках высоток. Но заряда батареи у него всего на несколько слов и… Понимаете?
— Продолжайте, мистер Харлайл.
— Его язык заплетается от стресса, полученных травм, и вполне вероятно, от выпитого спиртного. И ему нужно как можно более быстро и точно описать ту задницу, в которой он оказался. И что он скажет? — Джон Харлайл на мгновение представил, что, наконец, сорвался и закурил. Как же ему помогла бы сейчас обычная, дешёвая сигарета с её бесхитростным вкусом и запахом, который когда-то ненавидела его кошка. — Он попробует всё описать. И его слова будут тонуть в шуме окружения, в собственной крови, вытекающей из его раскрытого рта с разбитой губой. Помогите мне, я под завалом и долго не продержусь! Вот, что он захочет сказать. Но его не услышат. Конечно, они разберут отдельные слова, но всё остальное — никогда. Вот для этого и существует то самое слово, описывающее абсолютно ВСЕ возможные варианты ситуаций, граничащих с безумием и смертью. Ну, или с безумной смертью, если хотите. Всего одно слово, которое легко запомнить, ещё легче выговорить, и что самое интересное — невозможно произнести неправильно.