— Это-то я понимаю, — пожалуй, это был первый раз, когда кто-либо видел торговца настолько растрёпанным. Его подбородок украсила изящная щетина, обрамлённая лёгкой синевой, глаза обзавелись выразительными мешками измученного узника, а те мятые лохмотья, в которые за время заключения превратился его костюм, напоминали скорее униформу бродяги, нежели одежду одного из самых богатейших людей, республики. — Но мне всё ещё не объяснили, с чего вы вообще взяли весь этот бред? Неужели вы забыли про самый основной столп системы правосудия? Как же презумпция невиновности? Как можно считать человека виновным ещё до того, как доказано обратное? Где те самые веские доказательства моей вины, по причине которых, я имею честь лицезреть ваши довольные, лица?
— Ваше интервью, мистер Макдональд. Проверив озвученные в нём факты, мы добились полного подтверждения наших подозрений, — это был всего третий процесс, на котором присутствовал сам Верховный судья республики. В прошлые разы он разбирал вопрос об объединении Земли, а так же — судил самого Маггри за его преступления. Без его присутствия, разумеется. Иными словами, обвинение Ричарда Макдональда нисколько не уступало по важности даже становлению самой новой республики, и находилось на главной повестке дня в любых средствах массовой информации. — Нам удалось установить, что вы и правда скупали старое, списанное вооружение, и поставляли его на Ниву, что впоследствии вылилось в неправомерную, передачу прав, на разработку месторождений, в активы вашей корпорации. Вы не только нарушили закон об обороте огнестрельного оружия, но и предали саму республику, позарившись на полагающиеся ей, территории. Кроме того, вам вменяется содействие, а значит и участие, в преступлениях Маггри, ведь именно вашим оружием, его солдаты — убивали наших.
— Интервью? — одна бровь Макдональда медленно уползла вверх, в то время как другая — наоборот, чуть опустилась. Казалось, он уже и позабыл о всех тех откровениях, что изложил пришедшему к нему, корреспонденту. — Припоминаю такое. Однако, разве в нём не указаны причины тех моих поступков, за которые вы решили меня осудить? Неужели вы нарочно вырвали из контекста только то, что было полезно для возбуждения судебного процесса?
— И о каком же «контексте», идёт речь? — мелкий, по сравнению не только с самим Макдональдом, но и с любым другим, обычным человеком, Верховный судья, откинулся на спинку своего цельнометаллического стула. Этот стул некогда поставила ему как раз компания Ричарда, в качестве жеста доброй воли. Он был сконструирован таким образом, чтобы полутораметровому чиновнику было вполне удобно восседать на своём «троне», и даже умудряться глядеть на всех свысока. А для того, чтобы он вообще мог на него забраться без вынужденных прыжков в высоту, у стула имелись и удобные ступеньки для подъёма.
— О том самом, в рамках которого я, собственными силами, завершил начатую вами, войну, которую вы же, самостоятельно, закончить были не способны! — Ричард вскинул руку вверх, и ткнул своим толстым пальцем прямо в лицо судьи. Конечно, он был достаточно далеко от голоса правосудия, но цель тычка и без того была очевидна. После чего медленно провёл указующим жестом по каждому сенатору, что восседали подле судьи. — Каждый из вас приложил свою руку. Каждый подлил бензина в разгорающееся пламя войны. А тушить его пришлось мне.
— Вот только вместо того, чтобы тушить горящий рынок, вы решили спасти несколько кроссовок с витрины, не так ли? — голос Верховного судьи с каждым его новым словом, становился лишь тяжелее. Создавалось даже странное ощущение того, что, пока он говорил, передвигаться он уже не мог, ведь вес его голоса становился аж в несколько раз больше его собственного. Он был относительно молод, этот судья. Относительно своего столетнего предшественника, разумеется. — Нам отлично известно, что все ваши деяния на Ниве, были исполнены с одной единственной, целью — укреплением собственных капиталов.
— Иными словами, вы извлекли из интервью ровно то, что требовалось, и оставили всё то, что могло бы меня оправдать.
— Что именно могло оправдать вас, мистер Макдональд? — судья не должен выказывать эмоций. Он должен быть олицетворением непричастности и незаинтересованности. Он должен думать, решать, и выносить приговор, с лицом, более напоминающим каменную резьбу, на древней колонне. И всё же, в тот момент, когда растерянный и недовольный текущим положением дел, Ричард Тарталл Макдональд, задал свой вполне логичный, вопрос, Верховный судья всея республики, усмехнулся. — Исходя из вашего рассказа, нас могли бы заинтересовать разве что показания того загадочного человека, который, по вашим словам, прибыл к нам из другого мира. Однако же… Его не существует, не так ли?