Речь Джона Уильяма Харлайла всколыхнула всю общественность. О, нет. О выкриках, овациях, и прочих необдуманных вещах в зале суда, не могло быть и речи — подобное бывает разве что в кинолентах, или романах писателей-фантастов. Однако же, каждый понял чувства человека, не только пережившего войну и потерявшего любимую, но и собственноручно остановившего вековое безумие. Дело Ричарда Тарталла Макдональда было закрыто за нехваткой улик. Все те обвинения, что звучали в зале суда, пришлось перенести на Джона Харлайла, который, в свою очередь, формально, уже отбыл свой срок за преступления той войны. Иначе как сенат мог замять дело с его незаконным заключением? У них не было выбора. Подсудимый на пару со свидетелем спокойно покинули здание сената, не обременённые весом кандалов, и презрительных взглядов окружающих.
А спустя уже несколько дней после этого, по центральному телевизионному каналу республики, прогнали серию передач, в которых фигурировали личности Ричарда и Джона, в качестве настоящих героев войны. Звучали даже требования о скорейшем добавлении новой информации в официальные, исторические сводки. В последнем из выпусков засветился и сам Ричард, у которого кто-то умудрился выбить очередное интервью. И прозвучавшие там слова не могли не заставить дрогнуть каждого из сенаторов, прочно приклеивших свои задницы к насиженному, месту.
— Мистер Макдональд, что вы думаете о всей той ситуации с заседанием суда? — то был голос журналистки с центрального канала, упорно сующей микрофон прямо в нос Ричарда. — Я слышала, что вас неправомерно продержали в заключении достаточно продолжительное время, и после этого даже не извинились.
— Что я думаю? — Макдональд облокотился на перила мостовой, по которой куда-то шёл за секунду до атаки репортёра, и поправил свои тёмные, словно ночь, солнцезащитные очки. — Я думаю, что сенату следует более плотно заниматься основными проблемами республики, и начать, наконец, признавать свои ошибки. Отбросить любые мысли об обогащении, и всецело отдаться справедливому взвешиванию государственно важных, решений.
— И как же этого добиться?
— К примеру, я вполне могу занять одно из тех протёртых до дыр, белоснежных кресел. У меня хватает денег, чтобы не думать о них, и хватает опыта, чтобы добиться успехов в том, что самому сенату попросту не по зубам, — торговец рассмеялся и мотнул головой, намекая на шуточность своего заявления.
— То есть, вы собираетесь выдвинуть свою кандидатуру в состав правительства? — девушка, вооружённая микрофоном, в очередной раз ткнула им прямо в лицо старого торговца.
— Знаете… — Ричард на мгновение задумался, всеми силами придавая своей увесистой персоне незаинтересованный вид. Так, словно он и не думал об этом до этого момента. Инициатором его решения выступал вовсе не он сам, а журналист, случайно встретившийся ему на улице. Ведь Ричард так часто бесцельно гуляет по Мегаполису. — А почему бы и нет? Да, пожалуй, я выдвину свою кандидатуру в предстоящих выборах. И раз уж вы здесь — смею заверить каждого жителя республики, что если уж меня изберут, я позабочусь о том, чтобы новый «Тёмный век», не наступил никогда. Позабочусь об этом лично, также, как некогда сделал это на Ниве.
Так был ли на самом деле, Джон Уильям Харлайл? Существовал ли этот человек, и можно ли с уверенностью утверждать, что всё, что рассказал мне Ричард Макдональд — неоспоримая истина? Я не знаю ответа на этот вопрос. Моё дело — это поведать тот рассказ, что некогда мне пришлось услышать, и отчасти увидеть, лично.
Одно я могу сказать точно. После того недвусмысленного заявления по телевидению, старый торговец действительно выдвинулся на пост сенатора новой республики, и с разгромным результатом опередил абсолютно всех своих конкурентов. Но было ли это случайностью? Вспоминая некоторые детали интервью, и всё то, что он тогда рассказал, я сталкиваюсь всё с новыми, вопросами, на которые не имею ответов. Ведь даже если Джон Харлайл действительно существовал, и это он собственными силами одолел Маггри, то отчего вдруг Ричард решил оставить его на Ниве? И зачем он изъявил желание поведать его историю всему миру, если прекрасно знал, во что выльется обнародование военных тайн? И наконец… Как? Каким образом Харлайл умудрился появится в зале суда ровно в тот момент, когда это было нужно?