О нём ходило множество слухов и сотни легенд. И в каждой из историй он был разным, от милосердного и лояльного дипломата, до яростного полководца, сокрушающего целые миры одним щелчком своих огромных пальцев. И лишь в одной детали из всех тех рассказов был уверен я сам. Он был несомненно дружелюбен к тем, из кого можно было извлечь выгоду, и безусловно резок с теми, кто лично для него был бесполезен. Мы говорили с ним о многом. К моему величайшему удивлению, самый скрытный человек Республики, оказался весьма разговорчивым, и с явной охотой отвечал на любые заданные ему вопросы, отказавшись разве что называть точные имена и даты некоторых щепетильных тем.
Ричард был стар. В его глубоко посаженных, маленьких глазах всё ещё играл огонёк молодецкого авантюризма, но тяжесть прожитых лет намертво заслоняла его от постороннего взгляда, добавляя оттенок тусклости в нарочито рассеянный, но внимательный взор. Седина уже давно разукрасила его, как и двадцать лет назад, по-прежнему пышные волосы, в яркий стальной цвет. Он слегка сутулился под весом собственного живота, набитого дорогим пивом, когда изредка поднимался со своего насиженного места во время наших бесед. Однако, ум его был так же молод, как и в лучшие годы расцвета торговли. В лучшие годы старины Ричарда Макдональда.
Я услышал от него множество ответов на вопросы, долгое время находящиеся под грифом «Строго секретно». Узнал многие и многие факты о свержении старых, и восхождении новых правительств, и даже некоторые интересные мысли по поводу совсем недавно вступившего во власть, безусловно обожаемого мной, Верховного Сената Республики.
— Скажите, а вы верите в Бога? — спросил я в какой-то момент, вспомнив список самых важных вопросов, составленный редактором нашей газеты.
Ричард устало закурил сигару и выпустил в помещение плотное облако серого дыма, едва ли способного рассеяться прежде, чем все присутствующие станут пассивными курильщиками. Впрочем, подобные проблемы меня не беспокоили никогда, ведь следом за ним закурил и я сам. Правда, в отличие от человека сидящего напротив, вместо сигары стоимостью с добротное авто мировых брендов, в моих зубах появилась простенькая, слегка отсыревшая сигарета.
— А я всё ждал, когда вы спросите, — Ричард улыбнулся, сигара плавно переместилась в уголок рта. — Ох уж эти стандарты… — устало откинувшись в кресле, он подозвал служанку и жестом указал ей на пустой стакан. — Скажите мне, а о каком именно «Боге» идёт речь? Христианство, Ислам? А может быть, Буддизм или Даосизм? — он сделал небольшую паузу, чтобы вспомнить остальные, достаточно распространённые религии, и сделать очередной глоток из своего бокала. — А может быть, вы имеете ввиду одну из относительно новых сект помешанных на паровой цивилизации?
Виски обжёг моё и без того пересохшее горло. С кем бы ты не разговаривал, а затрагивать тему веры всегда было делом очень непростым, и в большинстве случаев, имеющим последствия.
— Я думаю, что попросту неправильно задал вопрос. Нет, даже не так. Я задал не тот вопрос, — снова почувствовав во рту жидкий огонь, я смог сконцентрироваться, и сформулировать крутящиеся мысли в гораздо более простую, и точную форму. — В какого Бога вы верите?
Его добродушная улыбка сначала расплылась по раскрасневшемуся от выпивки, распухшему лицу. Однако, она также быстро сменилась некой другой формой эмоции. Его взгляд впервые за время нашего знакомства стал столь проницательным и серьёзным. Если бы мои мышцы не сковал невольный страх от увиденного, скорее всего я попросту ринулся бы наутёк, совсем позабыв о своей небольшой миссии, и собственном достоинстве.
— А вот это, друг мой, вопрос правильный, — по его тону было ясно, что владелец голоса задумался. — Я знаю лишь единственного Бога, достойного человеческой веры. Того, кто обещает не так много, как Иисус, Будда, и прочие небожители. Но в отличие от них, обещания свои выполняет, — очередная порция серого тумана пронеслась по комнате большим, рассеянным, искажённым облаком.