Будучи одним из помощников капитана, он был одним из тех немногих, кто носил оружие с собой вместо того, чтобы хранить его в оружейной. Ещё со времён академии он прекрасно помнил, что если приступ ярости в угасающем сознании страдающего организма не прекращается в течении нескольких минут, его необходимо остановить до того, как прилив резервных сил не достигнет предположительного пика. В конце концов, обычный кабан, будучи раненым и даже лишённым бивней, вполне способен убить не только медведя, но даже слона. Всё зависит лишь от степени шока, влияющего на его разум.
— В-в…е… Ме… вы, — наконец старик подал признаки хоть какой-то разумности. Его веки опустились, а губы, напротив — разомкнулись и принялись издавать нечленораздельные слова и фразы. — Мы… В…е.
Облегчённо убрав палец со спускового крючка, второй помощник капитана устало вздохнул и облокотился на стоящий позади, столик, не забыв утвердительно кивнуть в ответ на вопросительный взгляд Джона. Кризис миновал. В очередной раз. Всего мгновение назад поглощённый первобытной яростью пассажир вновь превратился в обычного старика, пусть и не совсем лишившегося вуали безумия, накрывшей его сознание во время пробуждения.
Получив молчаливое подтверждение успеха, Джон Харлайл тяжело выдохнул, и сделал то, что хотел с самого начала всей этой истории с реанимацией — отвесил пациенту добротную пощёчину и принялся трясти его за плечи, в надежде хорошенько встряхнуть разбросанные в его голове, шестерёнки сознания.
— Ну, как у вас там? Я всё ещё жду чёртов отчёт! — встроенный в стену помещения, видеофон, изрыгнул голос капитана Николаса, и тут же стих.
— Медицинский отсек на связи, — едва слышно выругавшись на никому неизвестном языке, Эрик Найлс нажал на кнопку видеофона для ответа. — Пациент пришёл в себя и в течении последующего часа должен восстановить большую часть мыслительных способностей.
— Давай тоже самое, только человеческим языком, — голос капитана усилился и достиг слуха даже того, кто был прикован к хирургическому столу. Последний же наконец осознанно открыл глаза, столкнувшись взглядом с яростно трясущим его, торговым агентом.
Черты лица спасённого из плена капсулы, космонавта, были знакомы Джону, но он никак не мог вспомнить, откуда. Как если бы он знал его всю жизнь и внезапно забыл лишь сейчас. Выругавшись в уме, торговый агент ещё пристальнее погрузился в очертания физиономии старика.
Разум Джона в один момент сжался в одну точку. Его мир перевернулся. Словно само сознание Харлайла наткнулось на нечто невозможное, и в то же время — самое истинное, что вообще может познать человеческий разум. В голове Джона попросту погас свет. Он ощутил холодное веяние смерти, глубоко дышащей прямо ему в затылок. Осознал собственную беспомощность на фоне огромной, постоянно несущейся вдаль, фигуры самой вселенной. Ставленник Ричарда Макдональда замер в ожидании рождения собственного ответа на свой же вопрос.
Что же не так с этим странным стариком?
И ответ не заставил себя долго ждать. В ярко освещённом помещении, где силуэты отражались даже на матовых поверхностях, в глазах пациента не отражалось совершенно ничего. В его пустых глазах не отражался даже яркий свет хирургической лампы, словно само сияние и владелец глаз — находились на абсолютно разных частотах реальности. Однако, кое-что всё же находило отблеск в глазах того, кто только что преодолел границы безумия. В них отражался силуэт самого Джона Харлайла. И он видел его вовсе не своими глазами, но глазами того самого пациента.
Медицинский отсек взорвался криком. Испуганным, нечеловеческим криком как Джона, так и старика. Их вопль изредка срывался и тут же вновь сливался в унисон. Торговый агент, имеющий выдержку, уступающую разве что укротителям крокодилов, и странный, совершенно незнакомый космонавт, оба поддались внезапному страху, пришедшему из глубин самого сознания вселенской сущности.
Харлайл увидел тьму. Безграничную дыру сознания, ведущую в… Ничто. Впервые в своей жизни он столкнулся с ней, с самой пустотой. Безликой и бескрайней, смыкающей тиски безумной боли вокруг ошарашенного разума. Их общий крик слился в единую какофонию ужаса, оглушив не только стоящего рядом, второго помощника, но и самого капитана Николаса, в спешке выскочившего из своей каюты в попытке укрыться от звука, разрывающего динамик.