Харлайл же едва сдерживал смех, разрываясь между желанием бросить какую-нибудь пошло-вычурную шутку и желанием помочь девушке спасти свои прелести от обжигающего взгляда старого капитана. Однако же, даже забавность ситуации не могла оттолкнуть за задний план мысли о том, что Джон стоит прямо подле только что убитого человека. Следовало бы, конечно, дождаться вердикта доктора, но тот, судя по обширной анемии, должен был прийти в себя далеко не скоро, да и зияющая рана в голове пациента вкупе с небольшим озерцом крови на полу — говорила сама за себя.
— Хватит стоять столбом! Проверь, жив ли ещё этот чёртов бегун!
Погрузившийся в лёгкий транс раздумий, Джон быстро вернулся в реальный мир, и склонился над поверженным противником, приложив пальцы к венам на его шее. Прогнозы оказались правдивы. Харлайл оставил труп в покое и зашагал, направляясь к пыхтящему от напряжения, задорно матерящемуся Капитану. Однако, сделав всего несколько шагов, он остановился от знакомого чувства перепада давления.
Где-то в глубине черепной коробки агента вспыхнуло пламя боли. Наверное, от напряжения — только и успело пронестись в его голове, прежде чем рефлекторно схватившись за больное место, он одёрнул руку назад. С дрожащих пальцев Джона стекала кровь. Харлайл остановился. Его разум сотрясал один простой факт — он никак не мог испачкать руку в крови мёртвого старика, ведь проверял пульс другой. Его мозг судорожно перерабатывал мысли, тонущие в нарастающей жгучей боли, пока он тупо разглядывал кровавые сгустки, стекающие по его ладони и крупными каплями ниспадающие на пол.
— Чего ты там застыл? Помоги мне, чёрт тебя подери, этот араб не утащит свою тяжеленную задницу обратно в медотсек самостоятельно! — Николас не сразу заметил, как ноги Джона Харлайла внезапно подкосились, и он, удачно притворившись мешком с картошкой, с громким стуком распластался на прохладном полу коридора.
Последующие три дня показались команде «Иллириона» синонимом вечности. Есть незримая, но существенная разница между следованием к определённой точке на гиперзвуковой скорости, и поиске неизвестного судна на средненькой скорости груды металла, подгоняемого лишь реактивными двигателями. И разница эта заключается как раз в том, что заставляет некоторых нервно стучать пальцами по мебели, бесконечно курить, или заниматься чем-то ещё более бесполезным, вроде непрофессиональной йоги. Она заключается в ожидании. Причём, ожидании чего-то совершенно неизвестного, ведь никто из них не знал, когда именно они найдут корабль, и найдут ли его вообще. В конце концов, в данном случае даже нелепая поговорка о поиске иголки в стоге сена — выглядела вполне себе более вероятной. Что они найдут там? Кто их встретит и как?
Капитан Кейн стал ещё более нервным, чем обычно, с удвоенной отдачей взирая в непроглядную тьму космоса, отображаемую на десятках экранов капитанского мостика. Его терзала мысль о смерти попутчика, и прямой приказ Макдональда не сообщать об этом Сенатору Нерине. По его словам, ей было незачем знать о столь глупой оплошности как Джона, так и самого Николаса. Ведь именно он, не смотря на ведущую руку «Эстернал», всё ещё оставался капитаном. С точки зрения устава это была его личная промашка, допущенная лишь глупостью и бездействием, вкупе с неоправданным доверием к Джону Харлайлу, и его плану по реанимации сбрендившего космонавта.
Сам же Джон был только рад возможности вполне обоснованно отлынивать от прочтения того самого доклада, о котором ранее упоминал старый торговец. Его голова вполне успешно зажила под действием новейших регенерирующих препаратов, а тайна появления раны, как удалось выяснить с помощью камер видеонаблюдения в медицинском отсеке, оказалась куда менее мрачной, чем ему казалось в момент её обнаружения. Видимо, он попросту ударился головой во время хаоса, охватившего обитель Мухаммеда. Однако, не смотря на волшебное заживление, ему всё ещё запрещалось слишком сильно нагружать свой мозг серьёзными раздумьями, ведь в наборе с аккуратным отверстием в черепе, он умудрился получить ещё и сотрясение. Посему, ему лишь оставалось задумчиво пить кофе, и считать тёмные пятна на коре берёзок, вырисовывающихся на огромной фото-панели в офицерской столовой.