После этого он забрал проигрыватель и отнёс его к машине, которая стояла на парковке моего склада, возле настоящих ворот.
Эти ворота я приобрёл случайно, когда заглянул во время летнего отдыха в кузню мастера, где-то под Талдомом. Они ржавели на задворках его двора. На мой вопрос, можно ли их приобрести, мастер охотно согласился. «Заказчик пропал два года назад… внёс аванс — и исчез… обидно немного, я всю душу вложил в эти ворота, а тут… в общем, пускай вам послужат!» — объяснил он.
Без этих ворот я бы никогда не решился поставить свой склад на берегу Москва-реки, в Мневниках — место слишком приметное. А так, когда ворота закрыты, они сами и всё, что находится за ними, будто бы исчезает для недоброжелателей и праздно любопытствующих.
В тот вечер я закрыл ворота за сингапурцем и долго сидел на берегу реки, пока мне не позвонил дедушка.
— Слышал, ты помог Цаю? — спросил он.
— Скорее, это он меня сделал… — раздражённо заметил я.
— Помнишь, что я говорил тебе про скупость?
— Помню… — ответил я.
— Цаю было очень нужна эта вещь. Не могу рассказать подробностей — но просто поверь, что всё к лучшему.
— Да я верю… — сказал я, вздохнув. — Всё в порядке, правда. Просто хочу немного один побыть. Спасибо тебе за поддержку.
— Пожалуйста, — ответил дедушка.
Глава 2
Мой московский склад представляет собой три стандартных сорокофутовых контейнера. В одном их них я устроил что-то вроде уютного гостиничного номера с дорогой отделкой и всеми удобствами. В двух других поставил стеллажи, которые постепенно заполнялись приобретёнными мной настоящими вещами.
Каждый ценитель организует свои склады по собственному разумению. Кто-то сортирует настоящие вещи по свойствам, кто-то — по размеру, стране или региону происхождения. Дедушкины склады состоят из трёх отделений: мужского, женского и среднего. В них, соответственно, находятся вещи, распределённые по родам в русском языке. Мешочек настоящего кофе, кстати, у него стоит в «мужской» секции.
Я же предпочитаю сортировать настоящие вещи по времени покупки. Не в хронологическом порядке — а в зависимости от того, когда была совершена сделка: днём или ночью. Какой-то особенной причины именно для такого разделения нет, впрочем, как и в любых других случаях. Так что можно считать это просто моим капризом.
Жилой контейнер моего склада расположен торцом к воде. Перед ним я оборудовал небольшую площадку с грилем, диванчиками и уличным душем. На площадке даже зимой довольно уютно: инженеры одной особенной технологической фирмы создали по моему заказу хитрую систему воздушных тепловых штор для изоляции пространства. Она обошлась мне в целое состояние, но мне очень нравится ощущение нематериальных стен, которое она даёт.
Мне кажется, это очень здорово: сидеть в домашнем халате на мягком кресле, когда вокруг мороз со снегом, а у тебя, в созданном искусными инженерами микромире — тепло и сухо. И между промозглым холодом и уютом нет ничего, кроме воздуха. Стоит протянуть руку — и кожа мгновенно покроется пупырышками от холода.
Впрочем, до настоящих морозов ещё далеко. Днём жарило солнце, лишь к вечеру с воды повеяло сентябрьской прохладой.
Постояв немного на берегу, я решил зайти в свой дневной склад. Там, на стеллажах, осталась одна вещь, предназначения которой я до сих пор не знаю. Моя самая первая настоящая покупка. Благодаря ей я и познакомился с дедушкой.
В конце девяностых мы с мамой жили в небольшом подмосковном городке под названием Егорьевск. Жизнь, как и у многих в то время, была не сахар: денег вечно не хватало, зарплату на обувной фабрике, где работала мама, постоянно задерживали.
Хороших вещей у меня не было. Их просто негде было найти, поэтому приходилось довольствоваться турецким и китайским ширпотребом, которым торговали челноки на рынке.
Впрочем, рынок я любил уже тогда. Мне нравилось ходить между узких рядов, среди вечной сутолоки, примечая, что появилось нового. Я представлял, как эти люди за прилавками со своими большими баулами летают в далёкие земли, где всегда лето и тёплое море. Там они гуляют по невообразимо огромным рынкам, где у каждой большой фабрики есть свой торговый контейнер. А потом торговцы-челноки закупают в огромных количествах всё самое-самое дешёвое — потому что ничто другое на родине у них просто не купят…
Конечно, моё представление о челночной торговле было по-детски наивным. Но я и был ребёнком, который, к тому же, обожал фантазировать.
Торговцы поначалу относились ко мне настороженно. Однажды, при неудачных обстоятельствах, заподозрили, что я — начинающий воришка. Поймали и хотели было поколотить, но, к счастью, быстро разобрались в ошибке, вывернув мои карманы. Там обнаружилось лишь двести рублей на школьные завтраки.