Выбрать главу

Димамишенин: Как часто вы видите Мирзабая сейчас? Как это общение с ним отражается на вашей жизни постоянно?

Аркадий, ученик Мирзабая: Мы с женой ездили к Мирзабаю в гости несколько раз. Наш сын знает о нем только, что есть такой узбек. Каракалпак. Отец его очень уважает и предпочитает ездить к нему, вместо курорта. Прошлому и нынешнему общению обязан очень многим. Это очень деликатная тема. Обсуждать не буду. Тут не напишешь, что благодаря общению, производительность труда повысилась на 18 процентов.

Димамишенин: Сейчас Мирзабай живет в квартире или по-прежнему в своем легендарном домике?

Аркадий, ученик Мирзабая: Дом снесли. Когда всех посадили. Милиция и местные власти. Захотели показать «рвистость». Мирзабай после возвращения живет в квартире, подаренной учениками. Квартира маленькая, но места всем хватает.

Димамишенин: Отношение людей из-за его срока к нему не ухудшилось? Или уже все забыто?

Аркадий, ученик Мирзабая: Там ничего не забывают. Мирзабай никогда не был личностью скандальной известности. Его знали как человека своеобразного, но солидного. Эта солидность не позволяет думать о нем как о преступнике, социально опасной личности. Мирзабай был в тюрьме. Вернулся живой. Дай-то Аллах! Вот, пожалуй, основное о нем мнение окружающих. Момент, что серьезные люди продолжают к Мирзабаю приезжать, не пропущен хитрыми и коварными восточными глазами.

Димамишенин: Леонид Словин говорит о Мирзабае следующее: «В те годы, когда я с ним встречался в тюрьме «Лукинишкес» в Вильнюсе, с ним можно было говорить только через переводчика и как собеседник он был крайне примитивен. Признавался, что является мошенником. Обманывал Талгата, во всем подыгрывал Абаю». Официальная версия как раз и хочет лишить Мирзабая СОЛИДНОСТИ, делая из него чуть ли не умственно отсталого персонажа, который проповедовал водку как очищение сознания и основную энергию. Встречаю такое мнение повсеместно. Почему такой подход? Почему такой повтор сакральных фраз: БОМЖ, ВОДКА, МЕСТНЫЙ ЮРОДИВЫЙ?

Аркадий, ученик Мирзабая: Потому что инстинктивно воинственно не уважают народную культуру. Для европейца священник это завклубом и массовик-затейник. Как сказал Задорнов, «они не в Бога верят, они в костел ходят». По-моему очень метко. Для русских попы это или опиум для народа или недобитая национальная культура, которой вроде надо соответствовать. Для азиата дервиш это святое. Думаю даже, что для каждого. Восток — дело тонкое. А Словин похоже — Двуликий Янус. По-хорошему. Как говорится — настоящий еврей это тот, кто все давно понял. Внешне он говорит и пишет одно, а думает совсем другое. Эпизод в туалете Верховного суда Литвы он не вспомнит, но там он очень легко принял и согласился с моими аргументами. Потом писал опять, что положено. Сейчас то же самое пишет. Опять правильно. И вдруг объявляет смерть прокурора небесной карой. Нормальный советский двуликий писатель. Оглашать свое настоящее мнение он не будет. Не то воспитание. Если только случайно проговорится. Люди, у которых есть нездоровые тайны, обладают неожиданной способностью. Онипроговариваются. Неважно, осознают они эти тайны или не осознают. Но рано или поздно происходит проговорка. Озвучиваются чувства, укрываемые в обычном состоянии, это ведь тоже своего рода груз, и его держать надо. Видимо, усталость накапливается. Не должны они признаваться. Не должны разглашать свои истинные чувства к Талгату прям по первому требованию. Наоборот. Все должно скрываться со всей тщательностью вплоть до самоуверения в подлинности объявляемого. Талгат ни под каким видом не должен осознаваться его сторонниками в отрицательном виде. Это могут только незаинтересованные независимые посторонние. И потом Талгат был не только сыном и мужем. Это еще и общественный символ. То, что люди хотят — возможно! Вот вам пример! Старайтесь! Общественный символ должен быть без солнечных пятен, т. к. дело вообще не в нем, дело только в том, что его сопровождает и уже давным-давно является очень нужным и полезным всем и каждому. И все же носимые в душе проблемы сужают возможности, упрощают фантазию, делают жизнь странноватой, а слова — искренними не к месту.