Господин Лян выглядел совсем иначе, чем себе его представлял Дэмин. У него были добрые глаза, наполненные грустью. Так иногда смотрят на своих хозяев состарившиеся псы, будто им ведома вся скорбь этого мира. Осунувшаяся осанка, изможденное от недоедания тело и кожа, обожженная солнцем до бронзового загара. Он не был похож на того человека из рассказов свидетелей, что смог бы украсть корабль господина Ши и задумать подлый план против провинции.
В нем совсем не ощущалось искры жизни.
Дэмину отчего-то страстно захотелось ощутить чувства господина Ляна. Какие они на вкус, на что похожи? Он поразился собственным размышлениям и непреодолимому желанию поинтересоваться у Мингли, что тот ощущает в этом человеке. Затаенную злость? Потерянную надежду? Или тихую и печальную тоску, опустошающую сердце?
Каково это — чувствовать чужие эмоции? Ты словно проживаешь их сам? Как Мингли удается оставаться таким спокойным, веселым и жизнерадостным, если вокруг столько несчастья в людских судьбах? Задумавшись о подобном, Дэмин ощутил укол совести. Не доставил ли он сам Мингли лишней боли и неприятных ощущений? Кажется, он был слишком жесток в своем стремлении обдурить демона.
Пока гости не допили первую чашку чая обычно полагалось вести разговор об отвлеченных вещах или дать собеседнику побыть наедине с самим собой. Такая традиция зародилась из стремления позволить человеку успокоить бег своих мыслей и переживаний перед разговором. Отвлечься от того, что он непроизвольно принес с собой за трапезный стол. Поэтому, лишь спустя какое-то время господин Лян приступил к своему рассказу:
— Вы уже знаете, кто я и какие чувства питал к госпоже Сюэ. Я любил ее и стремился сделать все, чтобы стать достойным человеком и получить разрешение с ней на брак. Поэтому я бы никогда не решился на противозаконные действия, так как это означало бы распрощаться с моей мечтой связать с ней жизнь. Кто выдаст свою дочь за преступника? Но, как вы понимаете, судьба распорядилась иначе. Господин Ши и господин Лин были моими друзьями с малого возраста. Мы даже по детской простодушности как-то поклялись, что будем зваться братьями и всегда встанем на защиту друг друга. Это была такая же наивная и светлая мечта, как жизнь с Сюэ… — Он вздохнул и устремил задумчивый взгляд на качающиеся стебли травы в саду. Никто не смел его перебить, даже Мингли. Демон прикрыл глаза, словно дремал или купался в океане чужих эмоций.
Господин Лян покрутил в руках маленькую чашку, наполненную чаем, и продолжил:
— Но в тот год, когда случилось происшествие с кражей судна, в котором меня обвинили, произошла еще одна малозаметная, но очень важная вещь. Конюх госпожи Сюэ, — он посмотрел на сидящего рядом старика, — получил письмо из военного гарнизона.
— Да, все так, — проскрипел старческий голос, — оно было написано господином Хэ. Настоящим отцом маленькой госпожи. Я рассказывал вам на суде, что обязан многим главе этой семьи. Что он вместо казни за кражу подарил мне работу и достойную жизнь. Тогда я говорил именно об ее отце, а не его брате — дяде, что удочерил госпожу Сюэ и сейчас руководит этой семьей. В том письме, уже покойный господин Хэ, написал, что он пал жертвой хитрой интриги. Чиновник торговых дел велел ему из каждой партии военного снаряжения откладывать по четверти на секретные нужды дворца. Указ был скреплен печатью правителя, и потому господин Хэ не усомнился в его подлинности. Он усердно скрывал ото всех, что оставлял оружие и доспехи, пряча их в тайнике внутри крепости гарнизона, что располагался на границе с Тивией.
Но однажды к нему ворвались дознаватели Ведомства Безопасности. Его обвинили в хищении военного имущества, направили в город и быстро провели суд над ним. Ему даже не дали возможность забрать документы, среди которых хранилось то письмо с печатью правителя. На суде же оказалось, что при обыске его кабинета никто такого письма не нашел. Господин Хэ понял, что он стал пешкой и собакой для битья — тем, на кого возложили всю ответственность за вскрывшийся заговор чиновника торговых дел. Но доказать это ему было нечем, поэтому он принял свою судьбу с достоинством, не посчитав нужным разбрасываться пустыми угрозами и недоказуемыми обвинениями. Но прежде он написал это письмо мне. Кто знает, где оно было все эти годы и почему всплыло лишь тогда. В нем он говорил о том, где спрятал снаряжение, молил позаботиться о маленькой госпоже и рассказал о девушке по имения Рия, которой доверил секрет тайника. А вот тайный код и ключ от него он передал госпоже Сюэ. Это была детская песенка, выдуманная для маленькой госпожи, чтобы она не боялась засыпать в темноте, смысл которой знали только я и он, — старик промочил горло горьковатым напитком из трав и громко поставил чашку на стол. — Я, старый дурак! Был так взволновал этими вестями, что, не раздумывая, все рассказал госпоже Сюэ. Ее нежное сердце наполнилось горечью и злобой. Но все могло бы обойтись, если бы в тот год не случилось неурожая, что привел к гнусному поступку господина Ши.