— Думаю, что тебе нет смысла говорить о том, насколько это важно? — он тепло улыбнулся, — ты моя гордость. Я доволен твоими достижениями и твоим отношением к работе и учебе.
— Ты бы гордился мной сильнее, если бы я смог официально завершить последнее судебное дело, — Дэмин начал с прямого захода. Зная отца, тот мог часами обходить острые углы, рассказывая обо всем и в то же время, не говоря ни о чем.
— Ты всегда был очень настойчивым. Вероятно, ты хочешь знать, почему это дело перешло под управление градоначальника? Но я не могу дать тебе этот ответ. Скажу лишь, что за кажущейся простотой скрывается серьезное преступление, и оно уже выходит за рамки наших полномочий.
Дэмин догадывался и страшился подобного ответа. Ведь если бы все дело было в борьбе за власть или неуверенности отца в его способностях, то можно было еще обдумать, какие шаги предпринять, дабы вернуть себе дело. Но в данном случае, если таково было распоряжение кого-то из вышестоящих, он не в силах что-либо изменить. А ведь подобное запутанное следствие могло стать хорошей записью в его послужном списке.
Дэмин был честен с собой и не стеснялся иметь большие амбиции. У любого мужчины они должны быть, иначе он бессловесная рыба, плывущая по течению бурной реки.
— Но, несмотря на твое отстранение, — продолжил отец, — ведомство безопасности Синторы просит тебя проявить участие и помочь им в некоторых аспектах дела.
— Зачем градоначальнику моя помощь?
Отец вздохнул, видя в своем сыне упрямство и затаенную обиду. Пусть он не обладал таким даром, как Мингли, и не мог считывать эмоции других людей, но он был отцом. Он наблюдал за Дэмином с самого его первого вдоха, пусть и не так часто, как хотелось бы. Первенец, да к тому же — мальчик, это всегда неизгладимый след в душе и самые сильные переживания. Он видел, как отпрыск развивался и от бесхитростных улыбок переходил к уловкам и ухищрениям. От открытости — к замкнутости и сокрытию своих мыслей и тревог. Поэтому сейчас, пусть даже на полностью спокойном лице Дэмина, отец все видел и понимал, что тот не рад будет помогать другому ведомству.
— Ты выслушал это дело от начала и почти до конца, — отеческий теплый тон голоса сменился на строгость, — я уверен, что ты сформировал некие выводы, которые могут оказаться полезны при расследовании.
— Если было решено передать это дело другим людям, — холодно ответил сын, — то, вероятно, тот, кто так распорядился, уверен, что и они смогут сформировать свои некие выводы.
Знал бы Мингли, что сейчас ощущал Дэмин, кусал бы локти, что пропустил такое представление. Молодой господин сгорал внутри от гнева и досады. А подобного рода предложение и вовсе воспринял как оскорбление.
— Ты им поможешь, — отец давно решил все за него, и это Дэмину тоже не понравилось, — это хороший способ укрепить дружеские связи между семьями и взаимодействие между ведомствами. Я надеялся, что ты более дальновидный человек.
— Я не отказывался, отец.
— Вот и хорошо, — мужчина хлопнул ладонями по коленях. Ему никогда не нравилось спорить, ссориться или принуждать к чему-то своих детей. Но любой, кто хоть раз в жизни занимался воспитанием ребенка, знает, что иногда приходится переступать через свою любовь к отпрыску и поступать жестко, чтобы спасти того от неверного выбора. — Дело срочное и требует быстрого решения. Две головы всегда лучше одной, два ведомства всегда оперативнее, чем одно.
— Мне необходимо составить отчет о своих домыслах?
— Да, можно начать с этого.
— Приступлю немедленно.
— Сегодня лучше это отложить, — наконец снова улыбнулся отец, — во-первых, прошу тебя не забывать о предстоящем экзамене. Это должно стоять у тебя на первом месте. А во-вторых, завтра приезжает со службы твой младший брат Джан. Ваша матушка пожелала устроить теплый прием, и потому тебе надлежит выспаться.
Глава вторая
Солнце только коснулось края горизонта, несмело выглянув, как провинившееся дитя, а за окнами уже трещали цикады. Длинный пронзительный звон одного насекомого сплетался с такой же песней другого, и весь этот непрекращающийся стрекот длился с самого утра до наступления ночи. Поэты слагали о них стихотворения, и даже существовала целая поэма, полностью посвященная певчему насекомому. Дэмина удивляла способность творческих людей видеть в этом отвратительном на вид создании метафору борьбы за жизнь, а в их надоедливом шуме — образ возрождения, переменчивости или смерти. Именно об этом и была знаменитая поэма, которую заставляли читать, разбирать и выучивать отдельные ее части в Академии. Воин должен уметь держать в руке не только меч, но и кисть, считали великие умы Синторы. Но Дэмин, человек более склонный к рационализму, чем к буйной фантазии, с трудом переваривал строчки поэта о том, что вой цикад — это напоминание людям о быстротечности их жизни. С первыми теплыми днями эти невзрачные букашки начинают робко петь, к середине лета — заполняют своими звуками все пространство, но чем ближе к губительным холодам, тем тише их плач. Подобно погребальному пению, провожают они свои последние мгновения, прежде чем погибнут, скованные утренним инеем.