Он усмехнулся.
— Успеем. И мы будем грести, как одержимые, как будто сам дьявол вселился в нас.
— И мы будем молиться, — проговорила она спокойно.
Реми взял ее за руку и притянул к себе.
— Мы будем молиться, — согласился он и поцеловал Солей.
Каноэ было таким хрупким. Отсюда расстояние до противоположного берега казалось больше, чем вверху, и Солей ощутила свою полную беспомощность. В отчаянии она стала молиться: "Прошу тебя, матерь божья, спаси и сохрани нас!"
Время остановилось. Реми греб без устали в устойчивом ритме. Случайно, когда она обернулась, он, улыбаясь, бросил взгляд на ее бледное, сосредоточенное лицо. Господи, как же она любила его! Как ужасно было бы потерять его, когда они еще так мало пробыли вместе. Солей не хотелось думать о том, что находилось под ними. Она знала, что даже во время отлива это самое глубокое место. Солей представила, как они падают в воду, и ей стало не по себе. От них не останется и следа в этом красном море. Возможно, их тела или то, что от них осталось, будут когда-нибудь найдены, но никто не сможет их опознать. И никто не сообщит печальную новость в Гран-Пре. Потом она представила себе Мадаваску, дом, который они построят, семью, которая у них будет, их совместную долгую жизнь…
Ее плечи начали болеть от весел. Она на мгновение перестала грести, давая отдых мускулам, затем опять опустила весла в воду.
Внезапно Реми поднял руку, указывая на восток.
— Там дальше Пять Островов, — заговорил он. — Легенда гласит, что их сотворил Глускеп сотни лет назад, когда он швырнул пять комков грязи в Выдру, которая стала притеснять людей Глускепа.
Солей знала легенду о Глускепе, человеке-боге микмаков, который жил в полном Согласии с людьми и животными. Когда она была маленькой девочкой, один путешественник показал ей несколько переливающихся драгоценных камней и рассказал, что они были разбросаны вдоль берега для бабушки Глускепа — Ногами, и Солей неистово захотелось иметь хотя бы один такой камень. Она никогда прежде не видела ничего подобного. Яшма, агат, оникс и аметист сверкали и переливались в бронзовой руке путешественника. Большим пальцем он указал ей на тусклый бледно-лиловый камень, самый прекрасный из них, и сказал: "Это глаз Глускепа". Солей искренне верила его рассказу, пока близнецы не подняли ее на смех.
Голос Реми так внезапно нарушил тишину, что Солей вздрогнула и каноэ чуть не опрокинулось.
— Мы почти у цели! Я же говорил тебе, что беспокоиться не надо.
Солей чуть не заплакала от радости. Она сложила весла и перекрестилась.
— Благодарю тебя, господи! Благодарю тебя! — проговорила она.
Все было позади. И они не утонули. От долгого сидения ее ноги свело судорогой и они дрожали, когда Солей пыталась подняться. Затем Реми оттащил каноэ подальше от кромки воды, перенес их узлы и перекинул через плечо мушкет. Увидев ее лицо со следами слез, он нежно вытер его и поцеловал, как целовал ее отец, когда она была совсем маленькой.
— Моя хорошая жена, — сказал он с нежностью. — А сейчас в путь. Нам нужно успеть до наступления темноты.
Ночь они провели в вигваме микмаков. Жившие в нем индейцы знали Реми; они сначала приветствовали его на своем языке, а затем, увидев, что Солей поняла только несколько слов, перешли на французский. Темнокожая женщина принесла еду в берестяном сосуде, шкуры, разложила их на полу.
Солей так устала, что у нее закрывались глаза, пока Реми беседовал с четырьмя мужчинами-микмаками. Она не проснулась даже тогда, когда Реми скользнул к ней под меховую накидку.
Реми разбудил ее на рассвете. Индейские женщины снова принесли еду, которую Реми и Солей съели очень быстро. Сразу же после этого они заправили свои узлы и снова двинулись вдоль реки Маккензи к перешейку Шиньекто, где им предстояло покинуть английскую территорию и перейти в Канаду.
20
С каждым днем солнце становилось теплее, пели птицы, и казалось, счастье Солей беспредельно. Несмотря на то что уже наступил июнь, ночи стояли довольно холодные. Солей радовалась, когда удавалось провести ночь в хижине. Но больше всего ей нравилось проводить ночи вместе с Реми под открытым небом. А когда шел дождь, они были вынуждены сооружать навес из больших еловых веток, и им вдвоем было тепло и уютно.
Первый раз, когда Реми настоял, чтобы они спали обнаженными, поскольку влажная одежда охлаждала тело, Солей была возмущена.
— Так мы никогда не уснем, — сказала она, повернувшись к нему лицом.
— Не беспокойся, — прошептал Реми. — Всю остальную жизнь мы проведем во сне.