Если великан, по первому впечатлению, просто плыл в воздухе, не касаясь земли, бесплотной тенью, то о его спутнике этого никак нельзя было сказать. Он пыхтел, хрустел травой, топал по укатанной дороге, абсолютно не оставляя сомнений в своём присутствии. Судя по внешнему виду, этот второй был типичным местным жителем, невысоким, круглоголовым, с острыми и очень умными чёрными раскосыми глазами. Правда, приглядевшись, можно было понять, что этот прохожий выглядит более упитанным, нежели измождённые постоянным трудом на открытом воздухе аборигены.
Едва они приблизились к дому ахуна, дверь сбоку дувала отворилась, и оба путника зашли внутрь.
Дом ахуна Тохти Тунъяза был типичным уйгурским жилищем, выстроенным очень давно. На глинобитные стены были положены деревянные балки, поддерживающие плоскую крышу с окном в потолке. Всё имущество ахуна помещалось в стенных нишах, заменяющих привычные европейцу шкафы. Тепло в доме также исходило от стены, прямо под которой был разведён огонь. И повсюду лежали и висели ковры, ковры, ковры…
Кровать заменял глинобитный кан, через который проходил тёплый дым, для того, чтобы ахун Тохти мог греть свои старые кости. Как бы то ни было, ему в ноябре исполнилось семьдесят шесть лет, и он был свидетелем того, как китайские солдаты учинили расправу над его страной 17 декабря 1949 года.
А значит, в его памяти осталось существование независимого государства – Восточно-Туркестанской Республики, просуществовавшей всего три года…
Ахун Тохти Тунъяз был очень старым человеком.
И этим вечером в его доме собралось много старых людей…
Дверь бесшумно отворилась, и невысокий путник вошёл в дом. Его провожатый великан остался снаружи, вжавшись в тень на глиняной стене. И сразу пропал из виду для нетренированного человеческого взгляда.
Вошедший секунду или две вглядывался в полумрак. Электрический свет в помещении не зажигался, несмотря на наличие светильников. Жилище освещалось свечами из разных мест в нишах стен. Люди – не менее пятнадцати человек – сидели на коврах, расстеленных на полу, посредине – на блюде – возвышалась гора лепёшек, а возле каждого гостя стояла пиала.
Вошедший прижал ладонь правой руки к груди, то же самое сделали все присутствующие.
– Салам алейкум, почтеннейшие из почтенных, отцы народа, – произнёс он. В этот момент свечи в нишах качнулись, их язычки вытянулись, добавив немного света странной картине. Человек европейской культуры увидел бы в этом сюжете нечто вроде собрания первых христиан во времена их жестокого преследования римлянами. Собравшиеся в доме выглядели торжественно-сосредоточенными, их одежда была небогатой, но подчёркнуто аккуратной и чистой, как на молитвенном сходе. Узкие монгольские глаза влажно блестели на морщинистых, смуглых, продублённых жаром пустынь и холодом зимних метелей лицах. Постепенно становилось понятно, что почти все присутствующие, за исключением вошедшего, были весьма и весьма пожилыми людьми.
Старейший из присутствующих, строгий уйгур в чёрном чепане, с аккуратно подстриженной бородкой и наголо бритой головой, поднялся и с достоинством произнёс:
– И мы приветствуем тебя, Измаил Башири, в Центре Мира, на священной земле предков! Долог и труден был твой путь по сравнению с нашим. Но на долю многих присутствующих здесь выпало не меньше испытаний дорогой, учитывая их возраст. Однако в наших путях, равно как и в твоих, есть ещё одна сложность, и она не измеряется одной лишь трудностью пройденного расстояния. Наши враги сделали бы всё возможное, чтобы помешать нашей встрече, и только огромное уважение уйгурского народа помогло её осуществить. Так расскажи же нам, сын Башира Халили, внук Халила Ходжи, что происходит с нашими братьями за пределами нашей сегодняшней страны. И пусть будет недолог твой рассказ, а в конце его прозвучат для нас слова надежды. Ибо долгим и безрадостным было наше ожидание, а срок нашей жизни истекает, как песок между пальцами сеятеля песка, и вода между пальцами водолея… Аллах Акбар!
– Иншалла, – немедленно отозвались присутствующие. Все они были ахунами – уйгурскими мусульманскими священниками, все они были старейшими и наиболее уважаемыми главами своего народа. Измаил Башири вспомнил мюнхенские заседания Уйгурстанского национального конгресса, претендующего на роль всеуйгурского парламента, и с гордостью подумал о том, что настоящий всеуйгурский парламент собрался здесь, в Кюнесе, собрался для встречи с ним, Измаилом Башири, человеком, покинувшим убежище в стране неверных на Альбионе, чтобы стать рука об руку со своими страдающими согражданами.
Несмотря на прозвучавший призыв к увеличению темпа беседы, все присутствующие снова расселись и наполнили пиалы.
– Если мы не изменим чего-то сейчас, то можем не успеть сделать это никогда, – заговорил Кахарман Фархиди, ахун из Кашгара. – Жёлтый дракон набирает такую силу, что, возможно, с ним скоро не сможет сравниться никто – даже Великий Сатана по другую сторону океана.
– На всё воля Аллаха, – произнёс один из ахунов Турфана, – Он может возвысить правоверных, а может их уничтожить. Но сейчас мы действительно переживаем страшные испытания.
– Отцы нашего народа, живущие с ним и разделяющие его страдания, – начал Измаил, – я нахожусь здесь, на родине предков, уже четыре недели. Аллаху было угодно, чтобы я появился здесь с вестями и предложениями. Будут ли мои вести благоприятными, а предложения приемлемыми – да рассудит Аллах!
– Иншалла, – откликнулись все без исключения.
– Моя жизнь прошла далеко отсюда – так далеко, что порой мне кажется, что её и не было вовсе. То, что пишут неверные о землях моих отцов, очень странно и противоречиво. Наши братья в Советах и Комитетах по освобождению уйгуров, расположенных в нечестивых странах, утверждают одно. Наши недруги говорят о другом. Неверные – да покарает их Аллах! – рассказывают третье. Для того чтобы знать намного больше, мне пришлось приехать сюда и встретиться со своим народом.
– Тогда, во имя Аллаха, зачем ты попросил Тохти Тунъяза пригласить нас, если не знаешь, о чём будешь говорить сам? Тебе отнюдь не следовало приезжать из страны неверных только для того, чтобы сотрясать воздух Центра Мира пустыми разговорами! Говорунов у нас достаточно и своих! – с горечью произнёс кашгарский ахун.
– Не говори так о внуке Халила Ходжи, – тихо произнёс ахун Тохти. – Он молод, но у него доброе сердце. Оно подскажет ему, что говорить…
– Подсказывать правоверному должен Аллах! А если правоверный верит сердцу, а не Аллаху, то наш долг вырвать у него это сердце и скормить псам, как это завещано пророком!
– Пророк не призывал ни к чему такому, – проговорил Тохти. – Одно правда: времени очень мало и его становится всё меньше. Да, хань-су охотятся за нашими смелыми юношами и девушками…
– За отважными стариками они тоже охотятся… – с горечью произнёс турфанский ахун.
– Они строят по всей стране – нашей стране, ибо её завещал нам Аллах – нечестивые винные заводы. Наши земли отравлены ядерными взрывами, нам запрещено общаться с соотечественниками, разбросанными по всему свету. Тех же из них, которые из-за границы призывают к сопротивлению хань-су, вылавливают, нечестивые выдают их хань-су, ахань-су публично расстреливают их на стадионах!
Тохти наполнил пиалу чаем и отпил.
– Но самая страшная сила заключается в их городах. Города хань-су растут как грибы по всей нашей земле. Хань-су приезжают туда тысячами тысяч, они строят там фабрики, заводы, нечестивые места развлечений, в которых содержат обезьян, магазины, в которых может поместиться несколько таких городов, как наш. Может ли уйгур получить работу в этих городах? – ахун приподнялся на корточках и гневно заключил: – Нет! Уйгуры для хань-су – жители пустынь, немного – долин, немного – гор. Они относятся к нам, как к обезьянам, которых содержат в нечестивых местах развлечений! И самое страшное – многим нашим людям это нравится. Мы, коренное население Центра Мира, исчезнем с лица земли через несколько десятков лет. Хань-су сделают для этого всё возможное, потому что понимают: Центр Мира существовал и будет существовать вне зависимости от того, какой народ его населяет. Теперь он будет принадлежать хань-су.