— Сколько же там сейчас Ноктцев?
— Точных сведений даже мне не удалось получить, но несколько тысяч — это точно. В основном — упёртые законники. Сама понимаешь — это не самая приятная компания.
— И всё же Дэкл, находясь там, взрастил в себе спокойствие.
— Таким он был два года назад, ещё до того, как там появились законники. Надеюсь, таким он остался и сейчас.
— Эван, но ты для меня выхлопачешь там местечко?
— Сказал же — выхлопочу.
— А сам не полетишь?.. Неужели не хочешь увидеть центр мирозданья? Ведь на картине, даже и самой совершенной, невозможно передать эту красоту, можно только почувствовать…
— Хватит! Я останусь на Нокте. Я чувствую себя здесь вполне комфортно.
— Но… Ладно, — Аннэя перевернула несколько страниц, и вслух начала читать первое из попавшихся ей стихотворений Дэкла:
Когда в воспоминаньях светлых Ты забываешь жизни бег — Среди поэтов вдохновенных Ты ищешь рай, ты ищешь свет. Когда ты видишь мир безбрежный, Где ты один и царь и бог И слышишь голос мягкий, нежный, Так значит полюбить ты смог.Эван поднялся, снова прошёл в кладовку, долго там рылся, и вернулся с запылённой, явно давно лежавшей без внимания тетрадкой. Некоторое время перелистывал измятые страницы, и, наконец, остановился, произнёс:
— А вот стихотворение, написаное мною несколько лет назад. Думаю, по духу искания, оно близко к стихотворению Дэкла:
Мы не способны возвратиться В прошедший день, в ушедший час, И почему так время мчится — Без отклика волнует нас. И почему, чем ближе время, Когда нас смерть отсель возьмёт, Тем легче и страшнее бремя Секундных дней, мгновенных лет.— Как печально, — вздохнула Аннэя. — Но — это правда. Я чувствую тоже, что и ты. Время летит, года мелькают. Только, кажется, жила на Бадже, мечтала, была полна энергии, и вот уже ничего этого нет. Теперь только на Дэкла надежда. Примет меня, тогда, может, стану прежней. А коли нет — начну спиваться, как ты; и лениво, и невозможно будет покинуть для меня насиженное место.
Затем она спросила:
— А сейчас ты стихи пишешь?
— Нет, — ответил Дэкл.
И вот, когда он ответил «нет», стало темно.
Дэкл вспомнил давний случай, когда Аннэя и Дэкл только поселились в гостинице. И он спросил:
— Неужели опять отключили электричество?
— Нет. Электричество не отключали, — ответила Аннэя, и кивнула в сторону кладовки.
Там горела лампа, которую забыл выключить Эван. Эта электрическая лампа и являлась единственным источником света (свеча уже прогорела).
Эван отложил лежавший на его коленях вытянутый свёрток и проковылял к окну. Он бормотал:
— Но что же это такое?.. Почему так темно?
И он резким, нервным движеньем распахнул шторы. Внизу переливался электрическими и неоновыми огнями Аркополис, а над ним висело совершенно чёрное, без единого лазурного просвета небо.
Аннэя тоже подошла к окну, прижала ладони к стеклу, и проговорила чуть слышно:
— Я помню тот случай: мы с Дэклом находились в одном номере, такие молодые, счастливые, мы обнимались, целовались… И вдруг потух свет. В бетонных недрах этой, тогда непривычной нам гостиницы, мы испугались, что потух не электрический, а настоящий, небесный свет. Тогда мы долго стучали в дверь твоего номера, и ты, наконец открыл, успокоил нас… Ведь когда ломается электрический свет, его можно починить. А когда что-то ломается в небе, то я просто не знаю… в наших ли силах что-то исправят?.. А, может, его сейчас всё же починят; может, опять зажжётся?
— Готовься к худшему, Аннэя. Думаю, эта тьма надолго.
— Но ведь не навсегда?
Эван ничего не ответил.
Глава 6
"Пробуждение"
Эван и Аннэя стояли возле окна, смотрели на непривычно чёрное небо и ждали чуда, возвращения света, но ничего, кроме электрического света, которого за последние минуты в Аркополисе стало ещё больше, не видели.
Впрочем, когда распахнули настежь окно (обычно в номере Эвана работал кондиционер), и, перегнувшись через подоконник, подняли лица к небу, то всё же смогли разглядеть там небольшие световые пятна. Впрочем, пятна эти также имели электрическую природу — то были Ноктские заводики, развлекательные комплексы, и прочие наделённые искуственным светом сооружения, расположенные, по прихоти архитекторов на тёмных сторонах различных миров.
Одновременно и сверху и снизу распахнулись окна. Сверху на Эвана посмотрели средних лет пара — мужчина и женщина, насколько он знал — предприниматели; снизу — старуха с полным лицом, вдова богатея. Через некоторое время Эван понял, что они вопросительно смотрят на него; казалось, их испуганные глаза требовали: вот ты наш герой, так и отвечай скорее, что случилось, а ещё лучше — снова зажигай небо, ведь недаром про тебя столько фильмов сняли, пришло время действовать.
Эван крикнул:
— Извините, я ничего не знаю! — и поспешил захлопнуть окно.
Впрочем, занавешивать не стал. Включил люстру. Электричество подавалось, но с некоторыми перебоями, с мерцанием. Несложно было догадаться, что и во всём Аркополисе в эти часы все старались побольше включить света, всем — и законникам, и участникам Сопротивления, и простым гражданам страшно было оставаться в этой нежданной темноте.
Эван и Аннэя вернулись к столу. Эван достал, положил на стол, развернул свёрток, который уже изрядно запылился. Оказалось, что в свёртке лежал молот, когда-то найденный возле Радужного камня. Едва приметное сияние можно было разглядеть вблизи от молота.
И Эван проговорил:
— Представь себе: я не доставал его с того самого дня, как привёз вас на Нокт.
— А что же: законники не интересовались?
— Нет, по случайности тот случай прошёл мимо них. Почему я летал возле Нокта и увидел эту ярчайшую радугу, а их приборы не зафиксировали её: остаётся для меня загадкой.
— Но, помните: вы же заплатили Горду Зарду два миллиона эзкудо, выкупив возвышенность с камнем, и так не разу и не побывали там?
— Вот, представь себе, не побывал. Сильно пьющий человек ещё и не такие странные вещи творит.
С этими словами Эван поднял молот, и взмахнул им. Воздух загудел. Казалось, волны незримой энергии промелькнули в нём.
И Эван проговорил:
— Ты знаешь, Аннэя, а ведь я сейчас чувствую себя лучше.
— Что? Ты рад тому, что небо потухло?
— Нет. Я, конечно, понимаю, что радоваться этому нельзя. Возможно — это страшная трагедия. Просто — это на меня подействовало, как хороший пинок под зад. Вот ещё сегодня утром я пил вино, и скучал, этим же я занимался и месяц и год назад. Казалось, уже нет у меня сил ни на что, кроме этой омертвляющей лени, а тут — появилось нечто, постоянно подгоняющее меня, на ухо кричащее — нельзя так дальше жить. Лучше погибнуть, но погибнуть действуя. Пусть эти люди, которые сейчас кричали, просто насмотрелись глупых фильмов про меня, но почему бы мне не попробовать сделать что-нибудь.
— Я очень рада, что ты так говоришь, — произнесла Аннэя. — Теперь и мне не так страшно.
В ещё недавно мутных, усталых, несчастных глазах Эвана теперь искрами светилось прежнее вдохновенье. Он заявил:
— Раз света нет в небе, мы должны стремиться туда, где свет всё же должен быть…
— К Радужному камню, — молвила Аннэя.
И тут пронзительно, тревожно, словно бы вещая о взвинченных нервах того, кто находился на противоположном конце провода зазвонило устройство видеосвязи.