Выбрать главу

Для развлечения дамы, для начала, был предложен бар, или ресторан, или, если уж совсем точно, зал со столиками и буфет. Народу было полно, буфет осаждали страждущие, но ряды осаждавших как-то очень уж быстро, буквально в считанные минуты, поредели и вовсе растаяли. Объяснение, видимо, состояло в том, что брали все одно и то же — бутылки сухого и марочного вина, шоколад, яблоки, пирожные. Ничего развесного не было, к тому же отпускали в четыре руки две грудастые, ярко напомаженные буфетчицы. Витя взял бутылку «салхино» и несколько яблок. Налил Кате и себе и, не дожидаясь ее, без особых тостов и раскачки опрокинул свой фужер. Наполнил снова и вопросительно посмотрел на Катю. Она медленно пригубила и поставила бокал на скатерть. Взяла с вазочки яблоко, покрутив его, надкусила красную половину. Все это мероприятие пока ее не увлекало. Какой-то налет заорганизованности был в том, с какой поспешностью и вороватой деловитостью мужчины расхватали бутылки вина, разнесли их по столикам и теперь «хлопали» в обществе своих спутниц.

Катя обратила внимание, что в зале совершенно нет компаний, ни мужских, ни женских, ни смешанных. Какая-то раздробленная на парочки, деловитая масса. Ей это решительно не нравилось: просто дешевка, вот что такое — все эти поездки. Хоть и зеркала вокруг, и теплый ветерок завевает занавеску, и интересно знать, с чего это вдруг так решительно и быстро напивается, прямо-таки давится, но не сбавляет темпа Карданов. Чего он нервничает? Нервничает, но… тоже как-то деловито. Что-то общее появилось у него со всей этой заорганизованной, явно нацеленной на какое-то мероприятие массой.

Зал стал пустеть. Быстро, быстрее, еще быстрее, и… в итоге получилось совсем как с очередью к буфету. То есть в несколько минут «гости» очистили помещение. И опять Кате показалось, что, хоть, с одной стороны, это раздробленная масса, но с другой, — какая-то тайная корпорация, действующая по единому шаблону, объединенная единой целью. Катя с любопытством ждала, последует ли Карданов общему примеру. Ну да, конечно! Он отставил недопитую бутылку на середину стола и небрежно этак предложил: «Ну что, пройдемся по палубе?»

Они вышли на палубу и, облокотившись на белые лакированные перила, принялись было действительно обозревать окрестности. Неловко и путано Витя стал вдруг мямлить: «Может, вниз спустимся, в каюту? Ключик нам вручили, так что… осмотрим «апартаменты», что ли? Посидим…» Говорить он не мог, это была какая-то каша словесная, которую он через силу выталкивал изо рта. Выталкивал, давился и вообще вид имел пришибленный, гнусный, заискивающий. Катя собралась было ему толково возразить, что спускаться и сидеть в душной, перегретой за день убогой клетушке два на три метра не имеет абсолютно никакого смысла — что ведь поехали на прогулку, ну вот и будем прогуливаться, сначала по палубе, что в общем-то вовсе недурственно, а потом еще побродим по острову, где намечалась стоянка.

Она собралась было все это толково изложить и еще попенять насчет непонимания им таких простых, очевидных вещей, но тут она оторвалась от обозревания окрестностей и взглянула окрест себя. Взглянула и… никого не увидела, кроме стоящего рядом Виктора да еще высокого старика на корме, увлеченно щелкающего фотоаппаратом проплывающие пейзажи. Палуба была пустынна, теплоход словно вымер. Куда же все подевались? Куда попряталась толпа, осаждавшая сходни, осаждавшая буфет? Не за борт же шагнули сомкнутыми рядами?

Ей стало до истерики смешно. Вот так Витя, вот так прогулочка на теплоходике! Все сразу стало на свои места — и понимающие усмешечки молодых ребят, матросов, поглядывающих на пассажиров там, в порту, перед посадкой, и деловитая быстрота, с которой поглощались в баре вина, и, наконец, отсутствие компаний. Теплоход шел с хорошей скоростью, и палуба ровно вибрировала под ногами.

Как это сказал Карданов: «Ключики нам вручили». В этом и состояла разгадка тайны массовой страсти к водному туризму. В этом и состоял дикий, неправдоподобный комизм ситуации. Неужели Карданов предполагал, что она заранее знала, какова настоящая цель всех этих солидных туристов, всех этих путешественников, дорвавшихся наконец до зашторенных кают? Шут его знает, что он предполагал, ничего, наверное, не предполагал, судя по лицу… Ухватки у него все-таки не те, не профессиональные.

Катя пристально, наслаждаясь ситуацией, в упор смотрела на Карданова. Дальше блефовать, играть в кошки-мышки было невозможно, и… и неужели все-таки он надеялся, что она согласится? Стоял и ждал, поигрывая ключом с пластмассовым брелочком, с вырезанным на нем номером «их» каюты. А что ему оставалось? Не в воду же… Ситуацию надо было как-то разрешить.

— Вы знаете, Витя, — начала она мягко (они всегда обращались друг к другу на «вы», игнорируя бурные протесты и недоумения Ольшанской), — даже если бы я действительно захотела остаться с вами наедине, — вы понимаете? — то уж, во всяком случае, не одновременно с таким сплоченным коллективом, — и она красноречиво кивнула вниз, на палубу. — Что это с вами, на самом деле? Какой дурак вам присоветовал? Я же вам не турецкая крепость, чтобы вы меня штурмовали, как Суворов!

Витя уничтоженно молчал.

Тогда Катя решила помочь ему отыграть назад и, переменив тон, добавила:

— А, в общем-то, хорошо, что поехали. А то, действительно, за город почти не выбираемся. Ну и закончим с этим, давайте отдыхать. И спрячьте этот дурацкий ключ, а то ненароком за борт уроните, потом не рассчитаетесь.

И они закончили с этим, и, действительно, недурно отдохнули, и Витя даже искупался на стоянке, а на обратном маршруте уже совсем пришел в себя, так что его снова можно было узнать и вполне разумно с ним общаться. И вот именно на обратном пути, когда они стояли у поручней, наблюдая, как утомленное солнце нежно с теплоходом прощалось, Карданов и произнес фразу, которую вспомнила Катя, размышляя о пустующих кинотеатрах в новых микрорайонах.

Когда они полностью преодолели первоначальное замешательство и можно уже было шутить по поводу несостоявшегося грехопадения на водах, Катя спросила: «А что бы вы, Витенька, зимой изобрели? На каток, что ли, пригласили бы? Там теперь самое место для уединения, народ что-то совсем перестал ходить на катки. Хочешь — целуйся, хочешь — обнимайся, свидетелей все равно никаких. И в каюту не надо запираться». Они одновременно вспомнили школьные годы, баснословные времена, когда московские катки сплошь были покрыты разноцветной толпой людей всех возрастов и комплекций, всех степеней квалификации — от поминутно шлепающихся неумельцев на снегурках до демонических асов на «норвегах», или, как тогда говорили, на «ножах». Вспомнили наряды конной милиции перед кассами Центрального парка культуры, еле сдерживавшие прибой толпы, вспомнили мальчишек и девчонок, ныряющих под лошадьми, протискивающихся с толпой мимо контролеров, чтобы любой ценой попасть по ту сторону, в страну обетованную, где музыка, огни, шорох стальных лезвий по рассекаемому льду.

И куда же все делось? С лошадьми и милицией, в общем, все ясно, никуда они не делись, просто не резон им топтаться перед кассами, к которым никто не рвется. Чего рваться, через кого прорываться — подходи и бери. И топай спокойненько и свободненько к одинокому контролеру, протягивай ему «тикет». Но что-то редко подходят и редко протягивают. И с музыкой и огнями тоже все в порядке, тоже фурычит все. Но для кого? Тоскливо выглядит залитое огнями огромное ледяное поле, и нелепы на нем затерявшиеся в его огромности фигурки. Исчезли люди, вот уж буквально как ветром с поля сдуло. Конечно, мистики и здесь никакой нет — куда исчезли люди — кто по домам, а кто шагает мимо заборчика, но мимо, мимо… Другие «земли обетованные» объявились, не иначе, а каток… не здесь назначают нынче свидания, выясняют отношения, демонстрируют лихость.