Он заметил, нет, в темном ущелье мозга вынырнуло: борются три мысли. Одна философствует, вторая стала в оппозицию к ней, а третью он сознательно загнал в ущелье, чтобы она не разрушила шаткого успокоения первой. Значит, это четвертая. Да здравствует четвертая! Та, что не выпустит трезвой из ущелья.
Он летит, он жив, и конца не существует. Живые работают. Лучшей лаборатории нет ни у кого. Надо работать. Кинокамера зафиксирует, мозг запомнит. Даже когда он, теперешний, погибнет, то Гороза, что придет во вселенную после того, как Планета человека-туманности сделает семьдесят-восемьдесят оборотов вокруг своего светила, тот Гороза будет иметь комбинации электронов, которые ему запрограммирует Гороза теперешний. Он подмигнул тому Горозе: я не сошел со своей орбиты.
Он летит, центр вселенной, его орбиту высчитывают все электронные мозги Земли. Поднятые по тревоге ребята одевают скафандры, а ассистенты аккуратно разглаживают каждую морщинку. В длинных коридорах раздается тяжелый стук каблуков, затем за окнами автобуса летят, будто отброшенные назад, липы, пальцы ребят постукивают по блестящим шлемам. Вот они все спохватились, вспомнили, появились авторучки и блокноты, поседевший генеральный собрал записки. «Ужинать дома не буду. Спешно улетаю…»
Стрелка счетчика кадров высвечивается в темноте. И стрелки часов тоже. Пролетело пятнадцать минут. У него в запасе еще много времени. А метеориты… Не каждая пуля попадет в солдата, идущего в атаку.