Кроме того, человек почти никогда не бывает счастливым. Счастье — это миг, и мало кому удается за него ухватиться. Большую часть времени человек либо тревожится о будущем, либо тоскует по прошлому, которое ему мерещиться более счастливым, чем настоящее, но это — лишь когнитивное искажение. Простые люди не умеют быть счастливыми, да и не хотят этого. Истинно желать счастья, разобраться в чем оно, и достичь его — задача подвластная только великим философам, и только единицам из них.
— Спасибо за карманные деньги, — единственное, что я нашелся сказать, — они пришлись весьма кстати. Мы с Марком были в книжном магазине, и я купил копировальной бумаги, чтобы набирать несколько копий рукописи за раз.
— Завтра Элизабет даст тебе еще, — безразлично ответила Хелена, не отнимая взгляда от тарелки, — Тебе не нужно отчитываться за то, как ты распоряжаешься деньгами. Это деньги твоего отца, и они принадлежат тебе ровно настолько же, насколько мне.
— Но ведь это состояние вашего дедушки.
— Которое, благодаря твоему отцу, увеличилось вдвое. Он является управляющим угольной компании, не я, — Хелена подтвердила то, о чем мне утром поведал Марк.
Я не знал, что ответить, и закончил трапезу молча.
***
К семи часам вечера я вернулся в комнату отца и незамедлительно принялся за работу. Мне не терпелось испробовать в деле копировальную бумагу. Пришлось повозиться. Я обнаружил, что за раз возможно сделать не больше четырех копий, так как на шестом листе текст уже плохо отпечатывался и его было трудно разобрать. Также, на неудачном опыте я осознал важность расположения копирки правильной стороной, красящим слоем вверх. Кому-то такие вещи покажутся пустяком и очевидностью, однако для меня все это действительно было в новинку. Между третьим и четвертым листом я разместил копировальную бумагу неверно и лишился сразу двух копий: четвертый лист остался пустым, а третий был испорчен с обратной стороны, где появилось зеркальное отображение набранного текста. В конечном счете у меня получилось три экземпляра: оригинал и две копии. Я решил, что для начала этого достаточно, и продолжил печатать.
Первая глава начиналась с воспоминаний главного героя о его детстве. Повествование велось от первого лица и, по моей прихоти, в настоящем времени:
Мои лодыжки покрываются гусиной кожей, когда я опускаю ноги в холодную воду. Гладь озера блестит словно огромное зеркало, отражая зеленые кроны деревьев. На просыревшем пирсе, к которому пришвартована маленькая деревянная лодка дяди Вернона, сидим я и Шарлотта. Буйные черные кудри красиво обрамляют ее смуглое лицо, а по-детски невинный, но уже такой глубокий взгляд устремлен к горизонту, за который плавно опускается идеально круглый диск летнего солнца.
Я остановился. Вдруг я вспомнил взгляд Мэри, который успел перехватить, покидая книжную лавку. Я попытался воссоздать в голове ее образ, припоминая детали, на которые бессознательно обратил внимание, однако не придал значения сразу. Теперь они обрели новый смысл ввиду ставшей мне известной информации. Одета она была бедно и небрежно. На ней был темно-зеленый растянутый свитер крупной вязки, юбка в коричнево-красную клетку и нелепые бордовые колготки. Ее массивные ботинки с потертыми носами совершенно не шли к и без того неудачному наряду. На стуле висело поношенное горчичное пальтишко. Пряди выбивались из, казалось, наспех заплетенной косы.
Внезапно я осознал, что Мэри напоминала мне главную героиню моего романа. Конечно, внешнее сходство было не абсолютным, учитывая, что Шарлотта, по моей задумке, была темнокожей, однако у Мэри тоже были темные, кудрявые волосы и черные глаза. Если верить словам Марка, Мэри, так же как и моя героиня, обладала строптивым и упрямым характером, но была мягкой и ранимой в душе. У обеих была непростая судьба.
Шарлотта показывает мне свой гербарий. Она хранит засушенные цветы в сборнике пьес Шекспира. Среди страниц Ромео и Джульетты лежат цветки василька, между листами Макбет прячется тысячелистник, а анютины глазки выглядывают из-под пятой сцены первого действия Короля Лира.