Я снова остановился. Образ Мэри настойчиво лез в голову, мешая сосредоточиться на работе. Я вновь вспомнил ее длинные белые пальцы, аккуратно переворачивающие страницы книги, и ее звонкий смешок — заслугу Уильяма Портера. Я решил переписать этот абзац:
Она хранит засушенные цветы в сборнике рассказов О. Генри. Среди страниц «Неоконченного рассказа» покоятся цветы василька, в «Комнате на чердаке» прячется тысячелистник, а анютины глазки выглядывают из-за «Зеленой двери».
Я подумал, что О. Генри куда лучше дополнял образ Шарлотты. Работы Шекспира претенциозны и, как правило, имеют трагическую развязку, а О. Генри писал о простых людях, в жизнях которых были взлеты и падения, но, даже в самые мрачные времена, они сохраняли присутствие духа и веру в чудеса, и их неизменно ждал счастливый финал. Шарлотту, впрочем, конец в духе О. Генри не ждал, и, забегая вперед, отмечу, Мэри тоже, но я все-таки пока решил оставить им надежду на лучшее.
Я продолжил набирать текст уже без изменений:
Сегодня утром я подарил Шарлотте засушенную бабочку. Ярко синюю — я счел ее очень красивой и поймал специально для Шарлотты. Я думал, она хорошо дополнит ее гербарий. Я очень радовался, предвкушая момент, когда смогу наконец ее вручить, но Шарлотта не слишком обрадовалась моему сюрпризу. Когда она открыла глаза и взглянула на мертвую бабочку, которую я вложил ей в ладонь, она с испугом стряхнула ее с руки и расплакалась. Кто знал, что моя Шарлотта такая трусишка?..
Я набрал три страницы, когда, к моей досаде, был оторван от своего увлекательного занятия стуком в дверь. Я сразу различил, что то был не Гарм. Дворецкий колотил громко и отрывисто, теперь же я распознал робкий маленький старушечий кулачок Элизабет.
Она слегка приотворила дверь, и в проеме засияли серые добрые глаза с гусиными лапками в уголках.
— Могу я войти? – спросила она учтиво.
— Всегда вам рад, — пригласил я.
— Не против, если я здесь посижу? — она указала на кресло напротив отцовской кровати.
Я гостеприимно улыбнулся и развернул свой стул лицом к креслу.
— Мне недостает разговоров с твоим отцом, — она села в кресло и легонько постучала подушечками пальцев по деревянному подлокотнику, будто здороваясь с давним приятелем, — Я все вечера здесь просиживала, выслушивая твоего отца. Только сейчас в полной мере осознаю, как эти беседы были важны для меня. Сидя в своей комнате одна, я начинаю явственно ощущать приближение старости. А в старости одиночество особенно невыносимо, хотя чаще всего неизбежно. Ты сегодня весь день с Марком провел? — спросила она.
— Первую половину дня, — кивнул я и решил не упоминать о своем походе в полицейский участок, — После полудня мы вернулись домой, и он отправился готовить ужин. Я предложил помощь, но он отказался, тогда я поднялся сюда, и вплоть до ужина работал на машинке. Впрочем, Марк правильно сделал, когда отклонил мое предложение о помощи. Я не силен в готовке. В десять лет я спалил кухню, пытаясь соорудить яичницу.
Я всегда не ладил с огнем и часто учреждал пожары самым нелепым образом. Эта чудовищная стихия и стала впоследствии причиной моей гибели, хотя, вернее сказать, перерождения.
— Как же так? — усмехнулась Элизабет.
— Самым обыкновенным образом. Это заурядная история, не заслуживающая внимания. Вы мне лучше про Марка расскажите.
— Чего ж не рассказать? Расскажу. Марк вырос в детском доме. Год назад Хелена наняла его поваром. Хелена часто навещает приют Святой Батильды. У нее сердце болит за сирот.
— Хелена помогает сиротам, потому что сама рано лишилась родителей, — заметил я.
Элизабет кивнула и продолжила:
— Хелена много лет приглядывалась к Марку, и он ей полюбился. Кроме того, Хелена всегда мечтала о мальчике.
— Они с отцом больше не пытались завести детей?
— О, нет-нет! — старушка рьяно закачала головой, — Не после того случая…
— Какого случая?
— Даже не хочу об этом вспоминать, — она вновь затрясла головой, — Не думаю, что мне следует об этом говорить. Хелена сама расскажет, если пожелает. Несчастная, несчастная женщина!
Я заметил, как старушка утерла слезу. Вернув себе самообладание, она продолжила рассказ о Марке:
— Как я сказала, Хелена полюбила Марка и способствовала развитию его навыков. Его кулинарный талант был заметен, еще когда он был мальчишкой. В приюте он часто помогал на кухне. Когда Марку исполнилось восемнадцать, Хелена на несколько месяцев отправила его в кулинарную академию в Нью-Йорке. Когда он вернулся, она выделила ему комнату в доме и пообещала еженедельное жалование. Сумму вознаграждения за свой труд Марк назначил себе сам — скромную, но достаточную, чтобы покрывать его молодецкие проказы и щегольские наряды. Хелена не пожалела бы для него и больше денег, но он не примет. Он мальчик гордый и принципиальный.